– Двадцать восьмая, – улыбка уголками губ и устремлённый на сменяющиеся за окном краски мира взгляд. Соседи – люди вроде приятные, и молчание будет нелепым, когда они сами начинают разговор. Чай греет вечно холодные руки, медленно остывая, и я добавляю тихо, неуверенно, встречаясь с его взглядом: – просто двадцать восьмая.
– Пятьдесят восьмая, – женщина, раздававшая напитки и еду на вокзале, испугавшая того нервного мужчину, улыбнулась, на секунду отводя взгляд от книги. Она тихая, спокойная, сидящая ровно и говорящая уверенно – это даже восхищает в такой ситуации. Может, когда-то учительница, раз держится со спокойной уверенностью перед незнакомыми людьми, и с лёгкостью вызывает доверие – она старше всех тут, но выглядит молодо и ещё полна сил для авантюр. На её ногах, скрытых за тонкими чёрными колготками, обуты мягкие, должно быть, серые тапочки, и веет от неё почти домашним уютом.
– Сто третья, – девушка, сидящая рядом со мной, слабо кивнула головой, отчего её зелёные волосы закрыли её лицо. Бледная едва не до прозрачной кожи, тихая, в тонких руках сжимающая свой чай и не смотрящая на остальных, будто смущённая, она создаёт ощущение тепличного ребёнка с попыткой в свободу. На коленях лежит книга по анатомии, толстая, тяжёлая, которую она читала до этого, и которая своим весом прижимает вязанный тёмный кардиган к ногам, обтянутым синими джинсами и обутыми в тёмные балетки. Милая, что и сказать, наверное, ещё школьница, да и добрая очень – предлагает всем печенье с шоколадной крошкой, вроде домашнее, и спрашивает о самочувствии.
«Мило…» – я улыбнулась своим мыслям, чувствуя тягучую боль в пояснице, вызванную, скорее всего, неудобной позой – слишком ровно сидящая, будто примерная девочка, я боюсь доставить неудобств другим. Все кажутся такими приятными, и никто не кислит ощущениями, отчего становится легче на душе. Может, и правда все объединены этой ссылкой, а, может, это просто привычное молчание.
Кактусик предлагает всем своих конфет, доставая их из безразмерной сумки, кажется, набитой лишь ими. Руки у него тёплые, даже горячие, а конфеты сладкие, оставляют едва ощутимый привкус шоколада – он рассказывает что-то, распечатывая очередную конфету, и, кажется, действительно внимательно его слушает только сто третья. К нему заглядывает, видимо, знакомый или хороший друг – смотрит пронзительным взглядом, понятливо улыбается и кивает ему, говоря что-то вроде