Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) говорил: «Религия движет науку и в том смысле, что она пробуждает и поощряет дух исследования. Это верно относительно христианства».
О востребованности религией науки свидетельствует уже то, что христианское богословие на протяжении двух тысячелетий активно использует достижения философской научной мысли. Как отмечал Игумен Владимир (Маслов) в работе «Наука как язык религии», «обращает на себя внимание тот факт, что большинство богословов, которых мы называем святыми отцами, очень хорошо владели современным им языком естествознания» [6].
Труды Василия Великого, Иоанна Дамаскина, Григория Паламы и др. отцов Церкви содержат «теории» о природе окружающего мира столь высокой научной ценности, которой не в состоянии достигнуть и осмыслить даже великие ученые умы современности. Идея Василия Великого о «тверди», как основе сил тяготения, идеи Григория Паламы о свете, тварном и нетварном, как первичной энергии «истекающей» из Божества, вполне гармонично вписываются в уроки физики на «сходные» темы. Удивительно, что язык изложения богословских трактатов в православной среде, даже неодаренными детьми, легко принимаются на веру (Смотри Приложение).
Современное естествознание, опираясь на новейшие теоретические и экспериментальные исследования в области квантовой механики, генетики, астрономии, используя достижения ряда других дисциплин, все чаще соглашается с казавшимися ранее недоказуемыми религиозными догматами, пополняя тем самым духовный потенциал человечества.
Великий ученый Макс Планк, как верующий и как физик, наиболее ярко и полно выразил взаимовлияние между религией и наукой.
«религия и естествознание сталкиваются в вопросе о существовании и сущности Высшей Власти, господствующей над миром. Ответы, которые они здесь дают, до известной степени сопоставимы друг с другом. Как мы видели, они вовсе не противоречат друг другу в утверждениях, что, во-первых, существует разумный миропорядок, независимый от человека, и, во-вторых, что сущность этого миропорядка нельзя непосредственно наблюдать, а можно лишь косвенно познать или предположить его наличие. Для этой цели религия пользуется своеобразными символами, а точные науки – своими измерениями, основывающимися на восприятии. Иначе говоря, ничто не мешает нам отождествить (а наше стремление к познанию, нуждающееся в едином мировоззрении, даже требует этого) две повсеместно действующие и тем не менее таинственные силы – миропорядок естествознания и Бога религии.