Теперь, случись где-то обрыв – ну, мост не достроили или просто ремонтные работы на путях – и все, катастрофа. А ты не в курсе, и несешься в никуда на всех парах, обдавая окрестности жизнерадостными паровозными гудками. И это в момент, когда предупреждающие знаки так и сыплются со всех сторон: семафоры бешено сигналят красным, регулировщики отчаянно машут флажками, пытаясь остановить твой стремительный ход.
Они пытаются тебя спасти: вот, впереди аварийный участок. Притормози, идиот! И тебе ведь, на самом деле, ничего не стоит остановиться, дождаться конца ремонта или даже помочь наладить рельсы. И спокойно двигаться дальше, всеми узлами ощущая собственную несокрушимость. Но ты не видишь сигналов – и крушение неизбежно происходит.
В какой-то момент случается встряска – ты проламываешь заградительную балку, ограждающую аварийный участок. Но остановиться уже нет ни сил, ни возможности. Не спасает рычаг экстренного торможения – и ты с чудовищным металлическим лязгом врезаешься в пустую насыпь, изламывая колесные пары, и грузно заваливаешься набок.
Таня была моей колеёй. Надежной, удобной и без резких поворотов. Вот только я и не предполагал, что этот маршрут мог быть конечным. Меня об этом оповещали какие-то знаки, но замечал ли их? Определенно нет. Просто ей молча надоела моя бесцельная езда туда-сюда.
Она не выдерживала той психологической нагрузки, что создавал мой «локомотив» своими поездками по ее рельсам-нервам. И радикальным сломом путей она четко дала понять – все, дружок, накатался. По-хорошему не понял, значит по-плохому: с болезненным крушением и многочисленными жертвами среди пассажиров – наших совместных воспоминаний и прожитых вместе дней.
Я знаю, что Таня со временем оправилась. Подлатала пути, нашла себе нового попутчика жизни и пустила его на дорогу своей жизни. Я же остался валяться под насыпью – покореженный и никому не нужный ржавый тепловоз.
Вновь поднимать на колеса такую бесполезную груду железа никому, кажется, не пришло в голову. Или на мой разбитый локомотив просто всем стало наплевать. Да и я сам из-за сломанного гудка уже не могу подать голос ремонтникам, что периодически снуют по путям. Да, кажется, и сейчас в ушах звенит этот последний, надрывный гудок уже обреченного паровоза за секунду до крушения…