– Зря ты, дружище, так хочешь воссоздаться в первозданном виде.
– Почему? – не выдержала голова.
– Потому что попадешь тогда в какой-нибудь бродячий цирк. Будешь кривляться на потеху публике вместе с карликами и бородатыми женщинами.
– Фу, какая гадость! – воскликнули обе богини, – где ты такое видел?
– А что? – подмигнул им еще раз Сизоворонкин, – знаете, какие это непередаваемые ощущения, когда там колются бородой.
Он прижал две женские ладошки под столешницей к собственным бедрам, и богини захохотали. А голова тем временем, очевидно, оценила незавидную перспективу своего будущего существования, и попыталась возмущенно помотать – собой! Ничего хорошего из этого не получилось. Она завалилась набок, явив всем ровный срез шеи, и заверещала:
– Смерть! Смерть всем – всему миру, всему сущему! Смерть! Смерть!!!
– Ну, смерть, так смерть, – согласился с головой Алексей.
Он взял теперь бокал Афины и наклонил ее над Вельзевуловой головой. От огневки плоть на черепе противно зашипела, почернела, и стала истаивать так стремительно, что кусок дьявольского отродья не успел еще раз постращать собравшихся.
– И зачем все это? – недовольно громыхнул на другой стороне стола Зевс.
– Как зачем? Вы же сами сказали, что две головы связаны между собой. Пусть второй череп задумается – стоит ли воссоединяться… с такой-то перспективой. А сомнение противника – первый шаг к его поражению. Не помню, кто из великих это сказал.
Кронид с подозрением посмотрел на него, словно хотел спросить: «А не сам ли ты сейчас придумал эту фразу?». Сказал же он совершенно другое:
– Вот это ты и скажешь второму черепу – когда его найдешь.
– Опять я?! – притворно возмутился Сизоворонкин, – других героев нет?
– Говори, чего ты теперь хочешь? – понял его нехитрую интермедию громовежец.
– Я так понимаю, что где-то лежит моя собственная тушка, – начал Алексей; Зевс кивнул, – вариантов несколько. Или я лежу в коме с проломленным черепом (он погладил хрустальную макушку Вельзевула) в обычной клинике, или с промытой башкой в психбольнице. Так вот – я хочу, чтобы к тому моменту, когда вы решите, что я больше тут не нужен, и отправите меня в собственное тело, мое тело должно быть вот таким!
Он встал со скамьи, и напряг мощную фигуру так, что зарделась даже Гера рядом с громовержцем. Зевс недовольно нахмурил брови, бросив взгляд на супругу, но сказал вполне спокойно; даже торжественно: