Черты лица Димы нельзя было назвать ни притягательными, ни ужасными. Обычное лицо, тысячи которых встречаются на улице и в метро, но его глаза, его веки непроизвольно складывались в непонятное выражение скрытой боли. Как будто он проглотил пучок иголок и боится пошевелиться, чтобы не умереть. Это не укрылась от Ксении, так как она носила такую же боль в себе. Такое скрытое чувство, подобно физическому недугу, оставляет на лице следы болезни и усталости.
– Вы кого-то ждёте? – спросила Ксения.
– Нет, я здесь не поэтому, – Дима снял наушники, из которых перестала доноситься музыка. – Правда, я никуда и не лечу. Дело в том, что в таких местах всё по-другому. Здесь даже музыка иначе слышится.
– В таких местах? Вы имеете в виду аэропорты?
– Не только. Аэропорты, вокзалы, мотели. Это незаметные КПП на дороге, скрытые повороты. Места, где встречаются люди со всего света, которые в другом месте ни за что бы не встретились. Здесь есть своя магия.
– Вы приходите сюда знакомиться, что ли? – Ксения непонимающе изогнула бровь.
– Да нет же! – засмеялся Дима. – Но что вы сами здесь делаете?
– Я… хочу улететь куда-нибудь.
– Куда-нибудь? Вы пришли, не зная, куда лететь?
– Да, получается так. Но тут выбор не большой. Мне подойдут только те страны, в которые не нужна виза.
– Звучит так, как будто вы убегаете от кого-нибудь, – улыбнулся Дима.
– Можно и так сказать, – загадочно протянула Ксения. – А хотите… я вам расскажу?
Дима посмотрел Ксении в глаза и увидел в них влажный больной блеск. Зеркальная пелена отделяла теперь девушку от мира, и мир отражался в лихорадочно переливающихся глазах.
– Расскажите, – попросил он.
– Но, знаете, каждый раз, когда я проматываю свою историю в голове, я слышу одну и ту же мелодию. Если она есть у вас в плеере, то я расскажу всё.
– Какая мелодия?
– «Простая симфония» Бенджамина Бриттена. Это самая мучительная музыка, которую я знаю. Когда слышу её, кажется, что нервы каменеют и вот-вот порвутся. Но только такая мелодия подойдёт к моей истории.
Дима перебирал файлы на плеере, неторопливо меняя дорожку за дорожкой, подписывать которые у него не было привычки. Он развернул один наушник к Ксении так, чтобы ей доставалась ровно половина всей музыки. Мимо шли люди, за стеклянной стеной неистовствовала снежная буря, а они слушали Бетховена, за ним – Вагнера, за ним – Грига, а за ним – Чайковского. Иногда по несколько минут они задерживались на одном произведении и не произносили ни слова.