Расследование не двигается с места. Главное, чего не хватает, это слов самого Яра. И хотя последние дни тянутся бесконечно долго, в конце концов наступает восемнадцатое мая — двадцать первого день свиданий.
Я сама не замечаю, как оказываюсь в поезде. До последнего дня я всё ещё не знаю, что собираюсь ехать к нему, а потом ноги будто бы сами меня несут. Рядом со мной на полке лежит посылка — значит, я всё же успела подумать головой, но как собирала её — не могу вспомнить, хоть убей.
Размеренно постукивая колёсами поезд стремительно несёт меня на восток, и чем дольше я сижу, глядя в окно, тем глубже меня пробирает дрожь. От мысли, что через три дня я увижу Яра, расплывается на душе солнечное пятно.
— Я-ро-слав, — шепчу я по слогам. Благо, в купе кроме меня никого. Никогда ещё я не хотел его объятий так, как в тот момент. Да что там объятия… Просто увидеть его лицо. А если улыбку — совсем хорошо. Он так редко улыбался всё то время, что я его знала…
Я сама себя обхватываю руками, пытаясь представить, что это руки Яра лежат на моих плечах. Он делает со мной что-то странное. Я никогда и ни с кем не вела себя так, как с ним. И… никто и никогда не вёл себя со мной так, как он.
Последняя мысль мгновенно спускает меня с небес на землю. Будто оборванная струна.
Я смотрю на свою левую кисть и вспоминаю больницу, куда он ни разу не пришёл. Палец слушается плохо до сих пор, если не сказать — не слушается вообще. Не то чтобы я не могла жить без мизинца, но всё же то, что Яр не вспомнил обо мне ни тогда, ни потом, кое о чём говорит.
Мысль о том, что он нанял Диму, почему-то не приходит мне в голову в тот момент — только воспоминания об одиночестве, когда мне так нужно было, чтобы он хотя бы недолго побыл со мной.
Вспоминаю я и своё единственное письмо, на которое так и не получила ответ. И прошлую поездку на зону — теперь уже в голову лезут не столько тётки с баулами, сколько равнодушное лицо охранника с сухими бледными губами:
— Толкунов не придёт. Посылку могу передать.
Я всё-таки не такая дура и посылку ему не отдаю, но и не знаю куда её девать — не тащить же с собой в Москву. Отдаю в ближайшее почтовое отделение и отправляю туда, откуда только что пришла. Но это всё ерунда, потому что в голове только одна мысль и в груди тупая боль, которая, кажется, была во мне всегда, всё то время, что Яр был рядом со мной. Яр не придёт.