Сопротивляться я не стала – опасности не чувствовалось. Да и о какой угрозе могла идти речь: это же вещь моих бабушки и деда, и пусть я их никогда не видела, они все равно были частью меня.
До окна я все-таки дошла. Положила ларчик, простой, из потемневшего от времени дерева, на подоконник, переставила туда же свечу, кое-как смахнула пыль и присела на самый краешек, чтобы не слишком сильно испачкать платье.
Ларчик оказался заперт на крохотный замок. Жаль, но ключ к нему не прилагался… Я повертела замок в руках – и он с тихим щелчком открылся, а крышка откинулась сама собой. От неожиданности я едва не выронила ларчик, задев локтем свечу; пламя сердито заколыхалось, зашипело рассерженной кошкой. Я выровняла дыхание и покачала головой. Слишком нервной стала, дергаюсь по каждому пустяку. Что может находиться в ларчике? Чудовище?
Чудовища там ожидаемо не обнаружилось. Зато обнаружились старые, пожелтевшие конверты без пометок, но запечатанные и не пустые, сплетенный из выцветших ниток браслет явно на детскую руку, почерневшее серебряное колечко и кулон. И он выглядел поразительно новым, словно попал сюда по ошибке. В серебре оправы-фонаря застыло янтарное пламя. Теплое, мерцающее, словно живое… Я вспомнила любимую мамину присказку о волшебном фонарике, развеивающем тьму будущего, и, поддавшись порыву, застегнула цепочку на собственной шее. Красивая вещица… И к глазам, уверена, идет. Не думаю, что мама станет возражать против моего самоуправства, но лучше ей не знать, где я нашла кулон. Придумаю что-нибудь… Обманывать, конечно, нехорошо, тем более родителей, но кому будет плохо от маленькой лжи?
Еще в ларчике, на самом дне, обнаружилась небольшая книжица. Янтарного цвета обложка, в правом верхнем углу – витиеватое, полустершееся тиснение; как я ни старалась, так и не смогла разобрать, что там изображено. Страницы книжицы оказались чистыми. Не книжица вовсе, но дневник? В котором не написали ни строчки… Я задумчиво погладила обложку, и почудилось, что она льнет к пальцам, согревается моим теплом…
Что за странные мысли лезут в голову!
Кому бы раньше ни принадлежал дневник, теперь он – ничей, а значит, я вполне могу взять его. Не то чтобы я вдруг возжаждала увековечить мгновения своей жизни, просто не захотелось оставлять славную вещицу здесь, в темноте и забвении.