Да и много ли нынче весит звание короля? Один звук, пустота. Он и без королевского титула может передать свою власть по наследству, а кому он её передаст? Сыну Ричарду? Какой же он протектор или король? Ричард напрочь лишен государственного ума. В первый же день он наделает столько ошибок, что власть сама собой выпадет из его слабых рук. Его политические взгляды расплывчаты, он лишен энергии действия, в его сердце не бьется жажда победы, он не живет только мыслью о Господе. Пока он воевал и правил, правил и воевал, из сына Ричарда вырос тихий, скромный сельский хозяин, любитель охоты и лошадей, по убеждению Ричарда, в этом мире ничего не придумано лучше сытой, спокойной, размеренной, непритязательной жизни в своем уголке, со своей конюшней, со своей сворой собак, с женой и детьми. Может быть, Ричард прав, однако за это генералы презирают его, армия не примет гражданского человека, воротили торговли и магнаты финансов деньги, конечно, дадут и за свои деньги станут вертеть им, как куклой, не у короля Ричарда, не у протектора Ричарда будет настоящая власть, настоящая власть будет у них. Неужели море крови пролито единственно ради того, чтобы страной управляли торгаш и банкир?
Господи, свой праведный гнев изливаешь за что?!
Он был убежден, что сам господь возвысил его, сам он этого не хотел, не просил, он всегда был покорен только воле Его.
Роберт Кромвель, отец, был простой сельский хозяин, землевладелец и пивовар, и он сам, Оливер Кромвель, его единственный сын, долгие годы тихо и мирно был сельским хозяином, землевладельцем и пивоваром. Оба они гордились тем, что варят пиво, разводят овец и коров и получают доход более трехсот фунтов стерлингов в год. Роберт Кромвель любил повторять:
– Труд есть священный долг перед Господом, ибо господь сказал, что тот, кто верит в него, должен в поте лица добывать свой хлеб, и потому всё лучшее на земле создано трудом человека.
В любое время года, в любую погоду, в дождь и в жару Роберт Кромвель поднимался чуть свет, завтракал хлебом и молоком, сам отправлялся в конюшню, седлал своего гнедого конька, способного пройти без отдыха тридцать миль, в поношенной шляпе, в потертых перчатках поднимался в седло и выезжал со двора, пропадал целый день, а домой возвращался с наступлением темноты, усталый, но спокойный, довольный собой.