Любуясь ей, словно картиной, нарисованной самим солнцем, красивее «Моны Лизы» самого Леонардо да Винчи, которое до сих пор рисовало ее своими лучами, как невидимой кистью, с самой яркой и сочной акварелью, я вспомнил строки Эдуарда Асадова:
Ну каким ты владеешь секретом?
Чем взяла меня и когда?
Но с тобой я всегда, всегда,
Днем и ночью, зимой и летом!..
Подарив цветы, поцеловал в разрумянившиеся от утреннего солнца щечки и розовые губы, которые на вкус были как спелая малина, сладкие, нежные, чувственные… От них еще долго оставался ароматный, ягодно-медовый привкус на губах и ощущение чего-то божественного и неземного… Хотелось, чтобы этот привкус навсегда остался, не хотелось даже облизывать губы, а наслаждаться этим вкусом всю жизнь, днем и ночью, утром и вечером… Зимой и летом… Осенью и весной….
– Привет, Ромочка! Хорошо, что ты меня нашел, я долго ждала этого дня! – улыбаясь, произнесла она, щурясь от солнца.
– Привет, Анжелика! Это было не просто, но все же мы снова вместе – улыбнувшись, ответил я, беря ее за руку.
Постояв пару минут, глядя друг другу в глаза, она утонула носиком в пышном букете, и, жадно вдыхая аромат свежих, с капельками влаги на лепестках, цветов, мы пошли от площади Колизея, через парк Colle Oppio в сторону базилики Санта-Марии-Маджоре. Ярко светило солнце, но изнывающей жары не было, так как это было раннее утро. Ночная прохлада еще витала в воздухе этого древнего города. Брусчатая мостовая еще не была так раскалена южным палящим солнцем, а отдавала холодом от остывших за ночь булыжников. Весь день был впереди… Вместе, только я и Анжелика… До самого вечера, а может, и до самого утра, чтобы встретить рассвет в апельсиновом саду, в парке Савелло, на холме Авентин, в одном из самых романтических мест в Риме…
Дойдя до площади Piazza di S. Maria Maggiore, мы зашли позавтракать в кафе Rustichelli & Mangione, с видом на базилику и старинную площадь. Официант лениво, почти зевая, принес нам меню в кожаном переплете с бронзовыми буквами, которыми было написано название кафе причудливым, но красивым древнеримским шрифтом. Взяв немного пошарпанную папку, я выбрал себе чашечку американо, но в Италии его называют lungo, два корнетто с шоколадом, что-то вроде французского круассана, и одну пиццетту с ветчиной и сыром. Анжелика, глядя в меню, долго его листала, но так и не смогла ничего придумать, предложила сделать выбор мне. Отложив на краешек стола потертое меню, шурша прозрачной оберткой, она взяла свой букет цветов и снова утонула в алом царстве лепестков, морща свой милый носик, вдохнула полной грудью аромат, закрыв при этом мечтательно глаза и улыбнувшись до этих милых ямочек на щеках. Заметив эти великолепные «вулканчики», улыбка меня тут же не заставила себя ждать. Ох, эти ямочки… Как тогда в Париже, ранней осенью на Сене, пленили меня и мое сердце, так с каждым разом, как только их увижу, все больше и больше становлюсь как котенок, перед их неземной красотой, мурлыкающий и урчащий, когда ему чешут за ушком или шейку. Солнце, как будто специально зная, что я смотрю, светило на нее сквозь прозрачную крышу террасы, где мы расположились на завтрак. Теплые лучи утреннего солнца ласкали ее щечки, вновь даря эту подчеркивающую тень в ямочках и золотя русые локоны волос на челке, которая, как обычно, падала на один глаз, закрывая его полностью, придавая особый шарм, загадочность и неповторимость. Даже по-детски она была просто прекрасна как маленькая девочка, в этом потоке солнечного света. Хотелось взять на руки, посадить на шею и бегать, как мальчишка, по лугам некошеной травы, валяться в густых зарослях ржи, срывать полевые цветы, плести из них венки, надевая на ее детскую головку с русыми косичками.