с огоньком, словно искрой в ночи.
И на вест, и на ост – только волны,
И на норд, и на зюйд – ни души.
Так и жил с попугаем и псиной,
слушал вечность под всхлипы дождя,
но однажды, в лихой понедельник,
Робин Крузо… скатился с ума.
Константин аж поёжился, как от слишком прозрачного намека на то, о чем Генка-матрос знать, конечно, не мог. Да уж больно песня его была созвучна с ночными мыслями, с тем, как были они связаны с мальчиком, назвавшим его Робинзоном, и… Э, что там крутить хвостом! И с той женщиной, которая тоже посчитала его Робинзоном. И пусть сам он приклеил к себе это прозвище, но какая разница?!
– А где наши геноссе? – спросил Генка. – Которые кормильцы. Больно уж скуден нонешний завтрак.
– Еще не появлялись. Я чайник вскипятил, а Проня выдал кое-какие харчишки и подался в город. А ты, вижу, оголодал в своих прериях и притомился?
– «Притомился» – не то слово, – вздохнул Генка. – Чертовски устал, как говорил Ильич подлецу Троцкому, возвратившись с конгресса тред-юнионов.
– Ты бы поумерил свой пыл, – посоветовал Константин. – Петр Петрович говорил мне, что ты в своих прериях – чистый мустанг по части диких кобылиц.
– Константин-тиныч, я вынужден, во избежание гнусных инсинуаций, которые, как я вижу, сгущаются вокруг моего доброго имени, поведать вам правду и только правду о прериях, где уже не в чести гордые мустанги и где кобылицы давно покрыты заезжими нуворишами и партийными бонзами. Простой ковбой вроде меня вынужден довольствоваться глупыми телками, которых к тому же я должен, как говорил один литгерой, кормить, поить и воспитывать.
– При твоих-то деньгах?
– Вот именно! – воскликнул Генка-матрос, снова хватая гитару. – И потому вопрошаю вас и мировую общественность: кто может выдержать подобные скачки при таких харчах? Клянусь шпорами и уздечкой, что успехи в родео прямо пропорциональны количеству жратвы, помноженному на качество и калорийность проглоченного.
– А ты бы установил нужную пропорцию между кобеляжем и питанием, – сказал Константин, который в это утро ограничивался одними советами.
– Бесполезно! – ухмыльнулся ковбой. – Здешние телки – особая формация. Результат не селекции, но деградации. Я не углублялся в эту проблему, но склонен думать, что здешняя популяция практически не имеет мозгов и, значит, даже параллельных извилин, которые могли бы когда-нибудь пересечься в бесконечности.