Так неосторожно плюнув прямо в чай,
Смотрю на каракатиц зрачков твоих в безкрай
и не понимаю, от чего так глухо и безмятежно,
как прежде.
В каком году была расправа над моим войском,
кто просил сильней, чем я, и почему он до сих пор
ещё просит?
Как на тихом мелководье разлагается Родина,
и как в пространстве большого здания
звенит си бемолем минором моя ориентация обетованная.
Просишь ножа, просишь глотки,
чешешься чесучей чесоткой
и поёшь громко, как будто сейчас в тюрьму.
Не уходи ты, и я не уйду.
Зайдя в полу светлый бар, хихикнув, что это гей-место,
ешь полу вкусный салат пресный.
Потом отправляешься шалить в окне,
ещё долго вспоминая уровень своего безрассудства,
удивляясь своей наготе, разве что прямо не на улице.
Запросто встречаешь вчерашнего, случайно,
чуть ли не на дне речки.
Смеёшься внутренним хохотом от его иностранной речи
и заказываешь у него сейчас же… чашку кофе и кашу,
всем своим видом демонстрируя, будто это вообще не ты.
Как любимая открытка, звенит узором эта девушка:
она маленькая, упрямая, вообще стерва.
Для кого угодно, но не для тебя.
Ты вполне бы допустил эксперимент над своей жизнью,
если бы так не любил её.
И, проспавши десять лет, однажды, вдруг, встанешь в порту
и поймёшь, что выбрал не того и не ту.