И вот теперь блики Луча становились понемногу всё ощутимее. Далеко ещё было до самого представления о Луче, но чувствовалось взаимодействие с чем-то, что способно наполнять жизнь…
Думаю, что я получил от судьбы достаточно льготные условия становления. И в детстве, и в отрочестве, и в юности. Даже когда закончилась учёба в университете, когда я обзавёлся семьёй, пошёл работать и стал думать о заработке, исходя уже не из собственной неприхотливости, а из житейской ответственности за тех, кто от меня зависит, – всё получалось как бы само собой. Естественным стал и переход к полноценной работе в ЦЭМИ: режим посещения остался весьма щадящим, оставлявшим свободу для творческого самоопределения. Так что не могу сказать, что, распрощавшись со студенческой жизнью, я перешёл к суровой реальной повседневности.
Тем не менее, испытание реальностью у меня началось. Обычно словом «реальность» называют совсем иное: нечто вещественное, не считающееся с нашими мечтами и упованиями. Для меня оно означало ту истинную подоплёку видимого мира, которую необходимо осознать, чтобы в нём реально ориентироваться. Тогда я не смог бы этого сформулировать, но переживание было именно таким. Мне казалось, что всё до поры до времени вторично по сравнению с тем, как оно на самом деле, и главные усилия нужны, чтобы в этом разобраться. Именно реальность – та часть человеческого опыта, которая неподвластна нашему воображению, – становилась для меня побуждением к работе и логики, и воображения, без которых тщетно пытаться понять эту самую реальность.
Всё более приоритетной становилась работа над «Книгой без титула». Остальные житейские проблемы приходилось решать так, чтобы при всех своих житейских долженствованиях можно было читать, думать, писать. Таков был облик той повелительной реальности, которая начала мне приоткрываться.