возможности присутствовавшей экзистенции. Возражение (Erwiderung) возможности в решимости вместе с тем
как мгновенно-очное (augenblickliche) есть
отзыв (Widerruf) того, что в сегодня действует как «прошлое»»
14 [Бытие и время, с. 386]. Таким образом, возобновление как особый модус решимости принимает прошлое не так, как оно просто есть (помнится), но так, чтобы оно наступало всеми своими возможностями, которые только когда-либо реализовывались, и побуждало к выбору из них тех, которые присутствие готово взять на себя как свои и тем самым отменить (ну или хотя бы отложить) все прочие. Только тогда судьба и возобновление будут модусами «собственной историчности присутствия». «Собственная историчность понимает историю как возвращение (Wiederkehr) возможного и знает о том, что возможность возвращается, лишь если экзистенция судьбоносно-мгновенноочна открыта для нее в решившемся возобновлении» [Бытие и время, с. 391—392]. ««Возвращение» в этом случае – не повторение и не традиция, а новое «проигрывание» истории, «прошедшее» становится не просто актуально, а таким, как если бы свершалось мною здесь и сейчас. Здесь-то и появляется подлинная история как история в сослагательном наклонении, против которой всегда выступают историографы (историки). Но эта не история типа «что было бы, если бы того-то и того-то не было (было)», а история типа, который реализует знаменитую мысль Паскаля: агония Христа всегда длится, т. е. надо так жить, как если бы Христос только что был распят, и ты этому ужаснулся. Это и было бы «возвращением» возможности» [Конев, 174].
Не случайно разговор об историчности привёл к «истории в сослагательном наклонении»15. Ведь речь идёт о возможностях, которые хотя бы и тысячу раз были уже реализованы, остаются прежде всего моими возможностями, а значит отсылают к тому, чего ещё нет, к будущему, когда присутствие только сможет их реализовать. Но поскольку оно в них уже как-то заступило, эта реализованность уже есть как набросок, план, протенция по Гуссерлю. Где ещё, как не в воображении, присутствие способно иметь дело с прошлым как будущим, с бывшим как небывшим? Здесь необходимо обратить внимание на один примечательный текст Хайдеггера, созданный почти одновременно с «Бытием и временем», в котором «деконструируется» «Критика чистого разума». В нём он интерпретирует трансцендентальную способность воображения как «изначальное время» [Хайдеггер. Кант и проблема метафизики, с.101, 114], что даёт ей право быть «изначальным основанием возможности человеческой субъективности, причём именно в её единстве и целостности» [там же, 99]