– Во как, – немного удивился Сизоворонкин, – вот до чего чтение непотребных книг доводит. Он уже и говорить почти правильно по-русски начал. А что будет, когда он ее до конца прочтет?
В последнем разделе сборника, который, кстати, был его собственностью, были собраны анекдоты «не для всех». Вот там великий и могучий развернулся в полную силу.
– Верну, – пообещал Зевс, – дочитаю и верну.
– Ну и ладненько, – Сизоворонкин встал и повернулся к богу спиной, даже поднял ногу, чтобы сделать первый шаг.
– Куда?! – прогремел громовержец, – как ты попадешь, куда тебе нужно?
– Так ведь это мне нужно, – ответил Лешка, не поворачивая головы – чтобы бог не увидел его торжествующую улыбку, – вот я сам дорогу и выберу!
Почему-то его могучее тело заполнилось уверенностью, что теперь – с тремя артефактами и непоколебимой уверенностью в собственных силах – он сможет сам открыть врата в родной мир. Он и открыл дверь, ведущую из трапезной в коридор. Оттуда до ушей ошеломленного громовержца донеслась божественная мелодия, и чьи-то слова на итальянском языке. Увы – Зевс не озаботился возможностью мгновенного обучения новым языкам…
В день рождения мужа жена кричит ему из другой комнаты:
– Сема, ты даже не представляешь, какой великолепный подарок я тебе приготовила!
– Так покажи скорее!
– Сейчас, я его уже надеваю.
Одним из самых ярких воспоминаний прежней жизни Сизоворонкина была картинка Наташкиного лица в тот недолгий период их совместной жизни, когда он ей подарил (вообще-то случайно – черт дернул!) простенькое платьице. Оно (лицо) буквально светилось, когда Натка кружилась в подарке перед зеркалом. Много позже Лешка подслушал – кто из нас без греха?! – как она жаловалась подружкам; как раз по поводу этого платья. И фасончик, оказывается, был позапозапрошлогодний, и цвет так себе, и в подмышках платьице жмет, и вообще, у него, у Сизоворонкина, нет никакого вкуса.
Но именно это выражение на Наташкином лице скорее всего и привели Лешку из трапезной прямо в Дом моделей, в Италию – если только мужичок, повернувшийся с громкими проклятиями к Алексею, был местным жителем. Алексей этому аборигену за урок итальянского языка был благодарен, а вот навстречу грязным ругательствам, которыми тот поливал Сизоворонкина, устремил грозный взгляд и напрягшийся квадратный подбородок. Вообще-то «грязными» ругательства были обозваны возмущенной теткой, которая едва дышала в соседнем с телом полубога кресле. Где-нибудь в российской глубинке считалось бы, что толстячок, место которого Алексей сейчас занял (рядом с его супругой – судя по тому, какой виноватый взгляд бросил на нее итальянец), мило беседует с ним, вполне интеллигентно предлагая освободить это самое кресло, в котором Сизоворонкину было весьма тесно. Очень дорогое, кстати, место – полтысячи евро за три часа.