Я с радостным воплем подбежала и запрыгнула на него, обвив руками и ногами, тесно прижалась и зажмурилась от счастья. Он так же крепко стиснул меня в объятиях, и на несколько сладостных мгновений остальной мир перестал существовать: в животе порхали бабочки, я слышала только биение наших сердец, мое торопливое и его с замираниями. Озриэль осторожно гладил меня по голове и шептал какие-то нежности на смеси нашего языка и ифритского, зарывшись в волосы. А еще слегка убаюкивал, потому что я всхлипывала, плача и смеясь одновременно.
Наконец я чуть отстранилась и взглянула ему в глаза, провела ладонью по лицу, локонам. Он тоже смотрел на меня – так, словно видел впервые, тем восторженным взглядом, каким только влюбленные умеют смотреть. Нежно провел согнутым пальцем по щеке, снимая слезинку, обрисовал скулу, провел по губам, отчего они тут же стали горячими, и хрипло сказал:
– Ты такая красивая, Ливи, самая красивая на свете.
Я шмыгнула и рассмеялась, вытирая тыльной стороной ладони нос.
– Неправда, я вся зареванная.
– Самая красивая, – повторил он, не отрывая взгляда от моих губ, – как бы я хотел сейчас тебя поцеловать.
– А я – тебя, просто до смерти хотела бы…
– А после этого…
– Я тоже об этом подумала!
– Мы вам не мешаем? – кашлянул Магнус. – А то можем попроситься пока на чай к мадам Лилит. Жарковато тут стало.
Я обернулась и увидела, что рты друзей растянуты в улыбках до ушей. Даже Эолу Свирепому не удалось сохранить безразличное выражение. Мадам и Эмилия стояли, обнявшись и синхронно промокая глаза подолами. Магнус, несмотря на саркастический тон, часто-часто моргал, и бусины глаз подозрительно блестели.
– Не обращайте внимания, соринка в глаз попала…
– Во все четыре пары? – уточнила Уинни.
Паук не удостоил ее ответом.
Я снова повернулась к Озриэлю, всей душой стремясь растянуть это мгновение, и уткнулась носом ему в плечо.
– От тебя так вкусно пахнет.
Сказала и тут же засмущалась, но это была правда: от него веяло свежестью, а еще чуточку теплым молоком – так пахнет от малышей – и чем-то цветочным.
– Новая оболочка, с ними всегда так, – пояснил он.
– Дай нам тоже его обнять! – возмутилась мадам Гортензия, и они с Эмилией, раскрыв объятия, кинулись к нам. Магнус прыгнул сверху.
Началась куча-мала, со всех сторон неслись возгласы, смех, ифрита поздравляли с выздоровлением, хлопали по плечу, целовали в обе щеки (ох, как я завидовала мадам Гортензии и Эмилии в этот момент!).