– Здорово, правда? – И завопил от восторга.
Просторы вокруг покрывал снег, белый, сверкающий.
Блеск его слепил.
– Ну? Остолбенела никак?
Это точно. Восторг парализовал меня. И жуть. Поля безлюдны. Ни одного здания. Ни дымка. Ни намека на убранный урожай. Только белый снег, черная лента дорог и спереди и сзади да серебристая нить рельсов.
– Ведь чудо же? – Чарли вдруг помрачнел. – А свежий воздух? Не хуже прерии с мармеладом.
– Пирога и пони. – Голос у меня сел, как и у Чарли.
– Да любой еды. Свежего молока с кукурузной лепешкой.
От пейзажа, белого и плоского, было глаз не отвести. Поезд снизил скорость. Медленнее, еще медленнее. Что-то случилось. Тут на уровне крыши показалась красная физиономия, жидкие волосы развевались. Это был мистер Дикс собственной персоной, до того багровый, будто его вот-вот хватит удар.
– Какого черта вы двое здесь делаете? – проревел он. Чарли сорок раз подмигнул и ответил:
– Решили прикорнуть.
– Сию минуту слезайте!
И уже внизу:
– Какую еще чертову пакость вы удумаете? Мы боялись, что вы погибли! Язычники!
Мистер Дикс вытащил Чарли в тамбур для «разговора по душам», а миссис Дикс силком отвела меня к моему месту. Красная, прохваченная ветром, я села, потупившись.
– Мисс Малдун, – похоронно вздохнула миссис Дикс, – как вы не поймете, что все жизненные обстоятельства будут против такой эгоистки, как вы. К тому же вы попали под пагубное влияние этого испорченного мальчишки. Подумать только, полезть с ним на крышу поезда!
– Прошу прощения, миссис, – пробормотала я, рисуя узоры на запотевшем стекле.
Она принялась обмахиваться веером.
– Наша цель – привить вам навыки дисциплины и принципы религии, чтобы вы усвоили их сердцем. Вашим диким, необузданным сердцем. Будете вы менять свой подход к жизни? Или не будете?
– Если это вообще возможно, буду.
– Ладно. В противном случае выход у вас единственный: улица. Должна предупредить, ни на один класс во всех наших городах не наваливается столько несчастий сразу, как на уличных женщин. Мы постоянно сталкиваемся с ними, пытаемся взять под свою опеку. Опрятность и добродетель для них пустые слова. Дисциплины они не признают. Стоит паре шиллингов звякнуть у них кармане, как они сразу тратят их на какую-нибудь глупую побрякушку Побрякушку. Мне бы такую, чем бы она на самом деле ни оказалась. Звучит приятно. Это лакомство или драгоценность?