– Нам к женскому доктору, – прошептала я.
Дама оглядела нас с головы до ног, поведя большим, похожим на клюв носом.
– Моя мама очень больна!
Взгляд ее, казалось, прошивал меня насквозь. Я умоляюще смотрела на нее снизу вверх:
– Пожалуйста.
– Ох, чтоб тебя, – неожиданно сказала она. – Ладно, ангелочек. Заходите.
Внутри мама тяжело осела на скамью, обитую бархатом. Я испугалась, что на материи останутся пятна. Мама откинулась назад, коснулась затылком стены и закрыла глаза. Дыхание у нее было прерывистое, как будто воздух, выходя, цеплялся за ребра.
– Полагаю, вам нечем платить, – сказала женщина и вышла из комнаты.
Через минуту она вернулась с пожилым господином, выглядевшим вылитой ее копией, разве что с бородой. Оба были невысокие, очень белокожие, с длинными пальцами.
– Это доктор Эванс, – представила женщина.
– Поглядим, что тут у вас, – сказал доктор.
Он опустился на колени, взял маму за запястье и замер, глядя на часы.
Потом приподнял маме веко. Вздохнул, тоненько, точно заскулил. Ужасный звук.
– Пойдем с нами, милая, – сказала женщина маме. Мне она велела сидеть на месте и ждать. Маму увели в глубину темного холла, где поблескивала стеклянная дверь. Немного погодя поднялась суета. Мимо меня проносили простыни, какие-то сосуды. Я и не заметила, как стемнело. Щеку ласкала мягкая обивка, и я уснула – как была, в пальто и башмаках.
– Деточка. – Женщина с пучком волос (я уже знала, что ее зовут миссис Эванс) трясла меня за плечо. – Скоро утро, тебе нельзя здесь оставаться. Если хочешь, можешь пройти на кухню. Миссис Броудер даст тебе что-нибудь на завтрак.
– А моя мама?
– Она отдыхает.
Я спустилась по лестнице и очутилась в сумрачной кухне. Какая-то женщина месила тесто. Фартук, сверху испачканный в муке, словно делил ее тело на две части, верхнюю и нижнюю. Это и была миссис Броудер. Руки по локоть и даже нос были в муке. Она мурлыкала какую-то мелодию, но, завидев меня, замолчала.
– Кто такая будешь, милая?
– Экси Малдун.
– Ох. Наверное, ты дочь этой бедной одноручки, да?
Она догадалась, что мое молчание означает «да».
– Милочка ты моя! Давай я заварю тебе чайку.
Она отряхнула руки и поставила чайник на огонь.
Волосы у нее были каштановые, седеющие, в мелких беспорядочных кудряшках. Лица ее не покидало приятное выражение, будто кто-то только что рассказал ей анекдот.