– Меня просили поведать тебе о Легенде и показать Врата.
– Кто же мог об этом просить?
– Бездельник Ньягуто. Он долго крутился здесь и много говорил. Он не умеет молчать. Но я согласился. Когда рана зарастёт на треть, мы отведём белого гостя к Вратам.
Старый суфил, не дожидаясь ответа, встал и выбрался из хижины. Риколли огляделся. Просторно, нет окон и какой-либо утвари, кроме лежанки под ним. Гладкие стены, украшенные орнаментом. Грязно-красной вязью. И незнакомый запах. Резкий, мешающий расслабиться и прийти в себя. Послышался шорох, полог из сшитых листьев откинулся, и в хижину вошла девушка. Лет шестнадцати, не больше, в набедренной повязке, облитая светом сумерек. Томас не назвал бы её красавицей – скорее, милой. Запах девичьего пота смешался с тем, прежним, и Томас, прикрыв глаза, соскользнул в беспамятство.
Когда он очнулся, владычествовала ночь. Чёрный креп неба подкрашивала луна, окружённая гирляндами звёзд. Девушка не спала, и Томас, украдкой наблюдая за ней, понял отчего. Родись юная африканка в других местах – быть ей исследователем. Несколько мгновений он терпеливо молчал, пока дикарка водила розовым язычком по его руке и закатывала глаза, изучая вкус кожи белого человека.
– Вкусно? – улыбнулся Томас, не совладав с ощущениями.
Девушка, отпрянув от него, бросилась к выходу. И остановилась, преодолевая испуг и, видно, придерживаясь наказа не покидать хижину.
– Ты поговоришь со мной, дочь Суфилов? – безмятежно спросил Томас, прекратив улыбаться, чтобы не смущать её.
– Да, чужак, – потупив глаза, ответила она, – великий Зикомо поручил мне лечить и оберегать тебя.
– Как назвала тебя мать?
– Мехсети.
– Достойное имя. Можно я стану называть тебя Меси?
– Зачем, белый гость?
– Там, откуда я пришёл, принято сокращать имена понравившихся людей, – слукавил Томас, – моё имя длинное – Доктор-антропологии-томас-риколли. Можешь называть меня покороче – Томас.
Девушка удивлённо округлила глаза. Постояла ещё в нерешительности и вернулась к лежанке.
– Сейчас я буду лечить тебя, – с вдумчивостью произнесла она и отправила в рот горсть ягод.
Жевала она долго, а затем, сплюнув зеленоватую кашицу в ладонь, принялась осторожно втирать в раненную руку. При этом грудки её дразняще вздрагивали, и Томас отвернулся, мысленно повинившись в вожделении. Что было преувеличением. Доктор Риколли никогда не сближался с женщинами из исследуемых популяций. Обнажённые тела вызывали в нём чувственный отклик, но желание близости он умел подавлять. В первой же африканской поездке с ним случился курьёз. Тогда он корпел над диссертацией, обитая в племени второй год. Но пара лет без женщины – это истязание даже для великого упрямца. Однажды, когда инстинкт возобладал над благоразумием, он не сдержался. По дороге к реке Томас увидел обнажённую чернокожую богиню рубенсовских форм. Вмиг он забыл о гигиене, о запретах и табу. Протянул к девушке руку и тут же брезгливо отшатнулся, увидев стаю мух, отделившуюся от её тела. Томас, тотчас вспомнив о гигиене, нырнул в воду – мыться.