– Не удивляйся. Я оставил свой портрет. Ты всюду под моим присмотром. Но спальня – особое место. Здесь я оставил свои… глаза. Мой портрет, если ты, конечно, не против, будет наблюдать изредка за тем, что в ложнице твоей творится. Я знаю, что ты неравнодушен к оргиям и любишь, чтобы кто-то наблюдал со стороны. Так вот, я иду на поводу у твоих наклонностей, – демон шаловливо улыбнулся. – Ладно, ты ко всему привыкнешь понемногу. Пойдем-ка лучше выпьем за знакомство.
Они спустились в столовую.
– А что, я здесь смогу есть и пить? – спросил Владимир. Будто в ответ на вопрос, у него заурчал голодный желудок.
– Да сможешь, если будет желание. Сможешь силой мысли заказать еду. Но этому надо еще научиться. Пока твоя воля и мысли слишком слабы, чтобы заказать что-то приличное. Ладно, я помогу.
Виктор щелкнул пальцами, и на деревянном столе появилось блюдо с нарезанной ветчиной, ваза с фруктами, хлеб, ноздреватый сыр и пыльная бутылка старого вина, запаянная сургучной печатью. Виктор откупорил бутылку, холодная пенистая струя темно-красного вина наполнила бокалы, пахнуло терпкой вишней и виноградной лозой.
– А не плохой букет, однако! – пригубив вино, Виктор зажмурился от удовольствия, – это вино я достал из собственного погреба. Знаешь, иногда я балуюсь виноделием. Этот экземпляр лежал в моем подвале с 1450 года. Хотя, в моей коллекции есть вина намного старше.
Владимир удивленно округлил глаза.
– Да-да, именно в том году на Аппенинах был славный урожай. Я и воспользовался. Запасся парой сотен бутылок. Я такие вещи не доверяю никому. Сам за всем досматриваю. Отжимом занимаются самые красивые девушки, они пляшут на бочках со спелыми гроздьями. Мои помощники следят за суслом, купажируют, если нужно, очищают, фильтруют. А я дегустирую. Это – очень хлопотное занятие. Зато, какое качество! Да и к тому же, я могу быть всегда уверен в том, что меня не отравят по злодейскому умыслу. Шучу, шучу! Я сам кого угодно отравлю. Кажется, мы отвлеклись. Ты пей.
Владимир поднес ко рту бокал, но на минуту замешкался: волновала рана.
– Не думай, рана затянулась. Здесь время идет иначе. Я обещал тебе: пару дней пройдет, и она затянется. Так вот, на земле уж больше дней прошло. Пей и не бойся. Тебе порезали лишь горло. А ты представь, когда голова и вовсе отлетела – отсечена на плахе топором. Так, те несчастные довольно долго трогают ее и опасаются притом, чтобы она срослась покрепче и больше не отпала. Не бойся – твоя рана легче.