Шестаков начинает громогласно хохотать, а худосочный доктор ему поддакивать. Дурдом! Гордо задираю нос и, развернувшись на пятках, иду, как там, прямо и налево.
308-ю палату нахожу без труда. Дверь приоткрыта, вокруг никого. А вот из самой палаты доносятся странные звуки: глухие удары сменяются протяжным и жалобным стоном. Краем глаза заглядываю внутрь и ошарашенно наблюдаю, как тот самый парень, которого я видела грязным и полуживым, что есть мочи пытается разбить стену. По телу пробегает ощутимое волнение, а былая решимость медленно испаряется. Что я здесь делаю? Зачем беру на себя непомерную ответственность? Задание студкома я выполнила: нашла Соколова, а его отсутствие на учёбе и в общежитии теперь могу легко объяснить. И всё же, отчаянно выдохнув, подхожу вплотную к двери и, не оставляя себе времени «на подумать», стучусь.
— Вон! — надрывно ревёт блондин, даже не повернувшись в мою сторону, и с новой силой дубасит кулаками по стене точно псих. А я уже начинаю сомневаться в заверениях Шестакова, что Соколов не кусается.
— Привет! — всё же переступаю порог и подхожу ближе, ощущая необъяснимую ответственность за состояние парня, который, к слову, живым и на своих двух выглядит сейчас куда лучше. Чистые волосы цвета спелой пшеницы непослушно топорщатся в разные стороны, рельефные мышцы при каждом ударе соблазнительно перекатываются на его руках, а из-под растянутой футболки выглядывает кусочек замысловатой татуировки. Парень больше не кажется не́мощным и бледным. Напротив, он поражает своей мощью и харизмой, а ещё небывалой красотой, до которой в лесу мне по понятным причинам не было дела. Зато сейчас, когда, перестав наконец колошматить стену, он тяжело дышит и смотрит на меня в упор, чувствую, как робею, но в то же время не могу перестать поедать жадным взглядом его идеальную фигуру и словно высеченные из камня черты лица.
— Кажется, тебе лучше, — заливаясь краской, говорю первое, что приходит в голову.
— Лучше? — передразнивает меня красавчик и начинает хохотать. Громко. До безумия отчаянно. До мурашек горько. А потом резко разворачивается и замирает. Медленно, со скоростью невыспавшейся черепахи елозит по мне затуманенным взглядом. И чем дольше он рассматривает меня, тем отчётливее читается отвращение в его васильковых глазах, таких пустых и печальных, что понимаю: я взвалила на свои плечи непомерную ответственность. Этот парень, донельзя потерянный и отчаявшийся, нуждается в помощи, но никак не в моих нотациях.