— Сумасбродная девчонка, и что тебе не спится? — причитает бабуля, деловито качая головой.
Пряди её длинных седых волос слегка выбились из косы, а наспех накинутый поверх ночной сорочки халат практически волочится по дощатому полу. Это я в свои двадцать всё ещё расту ввысь, а бабуля, давно разменяв седьмой десяток, с каждым днём, кажется, становится всё миниатюрнее.
— Хорошая моя! — перехватываю морщинистые, но такие тёплые и нежные ладони старушки в свои и, слегка сжав их, не могу сдержать эмоций:
— Ба, ты же знаешь, как я люблю рассветы. Каждое утро по-своему прекрасно, каждый восход солнца — неповторим! Разве могу я преспокойно дрыхнуть, когда за окном такая красота!
— Красота! — сварливо повторяет баба Маша. — Отцу рассказывай про сию красоту! А я-то уж поди знаю, куда, а точнее, к кому тебя так срывает по утрам.
— Ба! — обнимаю роднульку за плечи и крепко целую в щеку.
— Ну что «ба»? – бабушкино сердечко постепенно оттаивает. — Я же не ругаюсь, Нюра. Понимаю, что возраст у тебя такой бестолковый, когда шило в одном месте так и зудит! Только вот ты мне, старой, скажи: нужна ли своему Артурчику будешь хилая да больная?
— Нормально со мной всё, бабуль!
— Так ты ещё пару недель на пустой желудок да невыспавшаяся-то поубегай из дома, так глядишь, и свалишься где в голодный обморок. Типун мне на язык! — бабушка взмахивает руками и медленно бредёт на кухню. — Съешь хоть пирожок, Нюр! Для тебя ж вчера весь вечер пекла. Да и богатырю своему возьми – угостишь.
— А с чем пирожки? С луком? — отказаться от бабушкиной выпечки может, разве что, идиот, ну или язвенник какой, а я напрочь забываю об идеальной фигуре, стоит чарующему аромату сдобы коснуться моего носа.
— Да прямо с луком, — хитро улыбается бабуля и аккуратно стягивает белоснежную ткань с огромной горы румяных пирожков. — Можно подумать, я молодой не была — не знаю, что миловаться с красавчиком своим будешь? С рисом и яйцом напекла. Давай за стол, дочка!
— Ладно, твоя взяла! — с полки достаю две кружки, а из холодильника — молоко. Завтрак так завтрак!
Во двор я выбегаю с третьими петухами. Выкатив из сарая старый дедушкин «Урал», за плечи закидываю рюкзак, доверху набитый бабушкиными пирожками, и поправив бейсболку, что есть мочи несусь по просёлочной дороге. Солнце масленым блином уже вовсю красуется у линии горизонта, а уставший меня ждать Артур — у повалившегося забора на окраине Заречного. Сложив руки в карманы спортивных штанов, он делает вид, что увлечён созерцанием плывущих вдалеке сизых туч, а меня совершенно не замечает. Дуется! Точно!