– Не называй меня так! – кулаки
сжались сами собой.
– Энн... – мама коснулась моего
плеча, я нервно дернулась, заставив ее убрать руку.
– Он не заботился! – сорвалась на
крик. – Мы тут жили на правах домашних животных!
– Но ведь жили, – настаивала она на
своем. – Он не оставил нас на улице. Дал крышу над головой и
пищу.
– Мы могли бы остаться в Аттаранте. Я
могла бы закончить учебу, пойти на службу. И ты бы могла.
– И жить с позором рода Аргано?! –
глаза ее стали злыми, а между бровей проявилась глубокая
морщина.
– Глупые суеверия, – прошипела я.
Встала, все так же сжимая кулаки, подошла к окну, увидела, как
кухарка гоняет курицу. Кажется, несчастной птице суждено стать
нашим обедом. Кухарка неуклюже спотыкалась, курица была проворней.
Аппетита не было, потому стала болеть за курицу. Хотелось, чтоб она
все-таки сбежала от нерасторопной кухарки. Вокруг курицы заплясали
странные голубоватые блики, будто иллюзия, вызванная короткой
ослепляющей вспышкой. И каким-то особым чувством я потянулась к
этим отблескам, словно прикоснулась на расстоянии, а они вдруг
стали больше, вытянулись. Курица замахала крыльями, выскальзывая из
мясистых пальцев кухарки, коснулась синих пятен и вдруг взлетела.
Не просто подпрыгнула, как это бывает, а стремительно взмыла вверх,
скрывшись из поля зрения. Кухарка охнула и так и застыла,
глядя в небо. А мне стало смешно.
– Энн, да что с тобой? – мама подошла
не слышно, и я вздрогнула от ее осторожного прикосновения.
– Курица улетела, – ответила, все так
же глядя на оцепеневшую кухарку.
– Курицы не летают, – произнесла мама
таким тоном, каким разговаривают с душевнобольными.
– Я ей помогла, – сказала и
обернулась, не сдерживая победной улыбки.
– Как? – мама изумленно открыла
рот.
– Магия, – ответила ей заговорщицким
шепотом.
***
Обед прошел в напряженном молчании.
Магистр так вообще не появился. И я ощущала на себе тяжелый взгляд
дяди, будто дыру во мне прожигающий, скользящий с легкой укоризной
взор матери, насмешливые взгляды кузенов и равнодушный, глядящий
как на пустое место взгляд дядиной жены. Она никогда меня не
замечала, не обращалась по имени, впрочем, я платила ей тем же.
Поскорее расправившись с курицей,
все-таки кухарка сумела изловить птицу, не ту, что улетела, явно
другую, я встала из-за стола, изобразила легкий реверанс и хотела
уже отправиться к себе, как услышала дядин оклик: