Вечная коллизия «я и мир» в его поэзии, как и во всем его творчестве, выявляет единство человека и мира. В этом контексте книга «Мой свете ясный», даже своим название; представляет собой своеобразный поэтический автопортрет.
Все в мире подчинено закону диффузии, взаимопроникновения – все находится во всем: «Все во мне, и я во всем». Но единство человека и мира – не тождественно, оно находится в диалектическом движении:
Я не скажу, нібыта
Свой лес хачу іначыцъ,
Пражкыта – не забыта,
І нешта ўсе-такі значыцъ,
Хоцъ час – ён справу робіць,
Не ведаючы жалю,
Ён каранае дробязъ,
Падзею – прыніжае.
Время, жизнь наша на земле, свое дело «делает» «не зная жалю». И никому не избежать горечи и груз разочарования. Но и в периоды житейского бездорожья, когда выбор колеблется между «плачем и горьким смехом», поэт не отделяет себя от мира:
Свет белы – ён направа,
Налева – ён таксама».
Даже тогда, когда, казалось бы, все беды дамокловым мечем, нависли над головой, он смотрит прямо. Вперед:
– Ну, што ж, я згодны, свеце,
Падай надзею толъкі!
С годами, с опытом, все чаще, но не легче, человек приходит к согласию с самим собой, с миром. Все чаще человек спасется тем, что грузу разочарований противопоставляет, как каждому действию противодействие – светлая Надежда. В борьбе этих противодействующих сил, на смену разладу приходит согласие с самим собой и с миром. И тогда:
… нечы голас шэпча нам
на мове, сэрцу зразумелай;
Былых пазбаўшыся пакут,
на сустрач новым не спешайся,
Жывым аблічам там і тут
Зямнога свету суцяшайся.
«Ну, их к Богу, наши проблемы и наши заботы, – пишет поэт в письме к Семёновой Алле Ивановны (редактор книг Стрельцова в издательстве «Мастацкая лiтаратура» и коллега по журналу «Неман») – наше сознательное или невольное лукавство с самими собой! Как подумаешь, что человеку в этой жизни, в сущности, так мало нужно и что это «малое» за такими крепкими печатями (Достоевский однажды проговорился, что это «малое», «простое», может, на самом деле, настолько мало и просто, что человеку в это невозможно поверить), подумаешь так, и впрямь становится не по себе и от всех наших слов, и от нашей зависимости от своих и чужих обстоятельств, и от оправдания этой зависимости – и тогда какой-нибудь цветок засохший, безуханный говорит нашему уму и чувствам больше, чем все наши обстоятельства». (27.09.82 г.).