Девять тысяч лет спала Девочка, а потом умирала. Тогда приходила Многоножка и забирала её сны.
«Под горами, под лесами, под оврагами лесными, глубже в землю, духам воля» – бормотала Многоножка и несла сны Шаманке.
Шаманка ждала полной Луны и набирала целое лукошко княженики.
«Отнеси Девочке» – говорила она и протягивала лукошко Лисице.
Лисица отправлялась в путь, и девять тысяч лет назад отдавала лукошко Девочке.
Девочка ела княженику и засыпала. Лисица пела песни, и Девочке снились лисьи сны…
Эта сказка была истинным именем Вероники. Оно окутало собой бесконечно малую точку, и это было первым прикосновением. Точка осознала себя существующей. Она сама стала мерцающей паутиной, своим чистым истинным именем, и между ним и именем Вероники не было ни границы, ни разницы – они были одним целым.
После второго прикосновения сквозь паутину истинного имени пролетел чуждый, пришедший извне ветер. Он посеял неотвратимость, и это был план судьбы. И тогда точка осознала себя отделённой. У неё появилась своя судьба.
Третье прикосновение произошло в нескольких реальностях сразу. Невыразимое тепло разлилось повсюду оранжевым светом, и точку окружило коконом её собственного «я». Это было моё «я», осознавшее себя живым и запертым в самом себе.
Через мгновение я видел, где прямо сейчас находилась Вероника: она лежала возле огромной скалы, высоко-высоко в горах, пребывая в глубочайшем трансе. Моя ненависть проложила следы, по которым она нашла меня, провела сквозь умирание и воплотила заново. Я знал, что Вероника не раздумывая отправилась в путь, когда услышала меня, хотя прекрасно понимала, что могла никогда больше не вернуться обратно. Чувствуя огромную благодарность, я прикоснулся к её губам и осознал себя человеком.
Моё перерождение завершилось.
Открыв глаза, я окинул взглядом свою комнату и едва слышно рассмеялся.
– Сиам побеждённый, ты говорила? – прошептал я в пустоту, и тут же ощутил между лопатками одобряющий укус Вероникиного внимания.
После этого я спал почти сутки, а проснувшись, обнаружил, что от болезни не осталось ни следа, – впрочем, как и от всего того, что когда-то я полагал самим собой. Моя реальность стала другой, но я не испытывал по этому поводу ни страха, ни сожалений, ни радости. Я оставался бесконечно малой точкой, помнящей состояние «до-я», и поэтому был мёртвым. Но одновременно я чувствовал себя невероятно живым и наполненным неведомым мне ранее многомерным смыслом. Наверное, я сошёл с ума, но это больше не имело никакого значения. Воспоминания, столь яростно разрушавшие мой разум в последние дни, обернулись бесценным сокровищем, ведь благодаря им я снова услышал зов и обрёл свой путь. Всё остальное было абсолютно неважно.