Немного клонило в сон, и скамейка казалась поплавком, качающимся на волнах белой ночи.
– Фрюс! – дружеский удар по плечу привел в чувство. – Проснись и пой!
Анциферов открыл глаза и увидел Мишку Хомяка с каким-то типом в черном. Малоподвижное лицо, узкие глаза. Кореец, что ли?
– С освобожденьицем! – Хом с чувством пожал протянутую руку.
– Что, уже все знают?
– А то! Прям легенды про вас ходят, как вы дружинникам навешали.
– Ага, навешали, – Анциферов по привычке потрогал скулу и поморщился: болит, черт…
– А где ребята?
– Сева домой поехал, ему фейс еще больше попортили, похоже, швы накладывать придется. А где Чугуний и Лапоть – хз. Мы в разные отделения попали. Что за байда-то была?
– Байда была знатная, – сказал Хом, усаживаясь на скамейку. – Народу повязали – море! На следующий день в «Ленинградской правде» статья вышла. Мол, накрыли притон и пресекли оргию, которую устроила подпольная рок-группа. Так что гордись, в историю попал.
– Уж попал, так попал, – согласился Анциферов.
Тут Хом заметил, что его спутник все еще стоит и не отрываясь разглядывает Фрюса.
– Кстати! Забыл познакомить. Это Витя.
Парень в черном коротко кивнул.
– А это Фрюс, о котором я тебе говорил. Гитарист от бога.
Анциферов и парень обменялись рукопожатиями.
– Понимаешь, какая тема… Вите нужен ритм-гитарист, у него группа забойная, а их чел выпал на время из процесса. Я сказал, что ты сможешь поиграть с ними какое-то время. Тем более, если, как ты говоришь, Сева тоже выпал.
Витя-кореец продолжал молчать и в упор разглядывать Анциферова.
– Ну, допустим, могу, – согласился Фрюс. – А что играете?
– Только свое, – наконец-то заговорил Витя. – Сначала мне тебя послушать надо. Завтра сможешь?
– Не вопрос.
– Приезжай в два, вот адрес.
– Заметано.
– Ну, я пошел. Пока.
– Странный какой-то парень, – сказал Анциферов, наблюдая за черной спиной, которая лавировала в толпе на Невском, густой даже в этот поздний час.
– Просто гений, – объяснил Мишка. – Еще гордиться будешь, что он тебя позвал играть.
– О гениальный! О талантливый! – подал голос Григорий.
Анциферов и Хомяков удивленно оглянулись.
Григорий, по-прежнему лежа и с закрытыми глазами, декламировал:
– Мне возгремит хвалу народ. И станет пить ликер гранатовый за мой ликующий восход.
– Гринь, ты чего? – спросил Фрюс.
– Я бы сейчас портвейну выпил, – исчерпывающе объяснил Мелехов и открыл глаза.