Мысли об этом слегка отвлекли меня от нестерпимого голода, и я развлекалась просчётом вероятностей генетических вывертов и цветовых сочетаний радужки. У моих собственных мальчишек, кстати, глаза были точнёхонько в папочку – ярко зелёные, против моих тёмно-карих.
К моему счастью, банкет быстро перерос в производственное совещание с отчётами и сдержанному обсуждению планов, и напряжение, наконец, всех отпустило. К концу обеда женщины возмутились, и мужчины ушли в гостиную курить и думать, а женщины остались сплетничать и задавать друг другу неудобные вопросы.
— Минерва, вы представляете, — обратилась мадам Николь, которая любовница, к жене дядюшки Лео, — видела намедни ваши туфли на какой-то профурсетке в салоне, — и мне сделалось прям физически больно от того, как тётушка покраснела, — Ну это же немыслимо! Где это видано, копировать туфли супруги самого Мориса! Да ещё и наряд к ним подобран был совершенно безвкусно! Я так ей и сказала, — продолжала она вещать охающим собеседницам высоким, певучим голосом,— вы милочка ещё слишком безграмотны в современной моде, чтобы позволить себе подобное сочетание. Но, вообще, справедливости ради, надо сказать, что туфли эти действительно очень сложно правильно включить в наряд. Однако, да-да, милая Минерва, вам одной это так удачно даётся.
Тётушка незаметно поёрзала на стуле, пряча ноги поглубже под подол. И покраснела ещё сильнее, да так, что я забеспокоилась, как бы не пришлось тащить её на улицу, дабы освежить и привести в чувство.
— Это ещё что, дорогая Николь, — махнула замолчавшей мадам любовнице жена бородатого мужика, который звался на собрании Металлургией — Моя горничная нацепила на шею такую же бархотку, как у вас! Вы представляете? Выгнала мерзавку, — вскинула вверх двойной подбородок. — Ни стыда, ни совести.
Я неожиданно громко хмыкнула, на что тётушки, как одна, слаженно обернулись ко мне. И мнения в направленных на меня взглядах разделились почти поровну, между снисходительным и задорным.
Я с бесконечным раскаянием в огромных детских глазах, отразившихся в высоком кофейнике, что стоял на столе, приложила к груди руку, мол, прошу прощения, не обращайте внимания, я тут по-простецки от нервов икаю.
— Ну, чернь всегда копирует хозяев, тут уж ничего не поделаешь, — смерив меня равнодушным взглядом, отмахнулась мадам любовница. — К тому же, она наверняка была не рубиновая, а с какой-то стекляшкой.