Меня охватило какое-то мальчишеское озорство. Хотелось выйти на улицу, пойти куда-нибудь, болтать со старыми знакомыми, опять наведаться к Доновану, вернуться домой, когда стемнеет, вынести во двор кресло и смотреть на звезды.
Вдруг раздался звонок мобильного. Эмили.
– Привет, дорогой, ты где? – Ее голос доносился близко, и мне стало легко и уютно.
– В Ланкастере. Ну, точнее, здесь, в Престоне, в доме родителей.
Она засмеялась.
– А-а, уже добрался? Ну и как?
– Жаль, что ты не приехала, – ответил я. – Когда сможешь вырваться?
– Не знаю, Джей. Честно, не знаю. Может, в конце недели, и то только на выходные.
Хотя это не было для меня открытием, потому как знал, что у Эмили ее работа, ее так называемые очередные гениальные художники, которых она не может бросить на произвол судьбы, тем не менее, мне стало грустно. А может, вернуться в город? Нет, своим отсутствием я смогу убедить ее приехать лучше любых доводов.
– Это плохо, Эм. Но ты постарайся. Я знаю, без тебя мне будет одиноко.
Эмили вновь рассмеялась.
– А ты бросай свою деревню и возвращайся.
– Пойми, Эм, мне здесь хорошо. Но с тобой будет еще лучше. И к тому же я только приехал.
– Ладно-ладно, не заводись. Постараюсь приехать. Скрасить твое одиночество.
Я положил телефон на кресло и направился на кухню заниматься обедом. Когда я бывал один, я любил побаловать себя чем-нибудь этаким, поэтому заранее набрал продуктов и принялся готовить. У меня получился неплохой эскалоп, который вместе с телевизором скрасил самую жаркую часть суток. Где-то около шести вечера я вышел из дома и направился в кабачок к Доновану, но по пути хотел заглянуть к Нилу Карверу, своему сверстнику, который так и не уехал, как другая молодежь в город, а остался здесь. Правда, делал это он вполне с пользой для себя. У него оказались неплохие литературные способности, и после долгих попыток он стал писать небольшие повести и рассказы, которые публиковал сразу в нескольких издательствах в Филадельфии. Я несколько раз пытался читать его писанину, но меня никогда не прельщали мелодраматичные сюжеты. На его счастье, любителей такого чтива было предостаточно, и Нил далеко не бедствовал. У него был неброский, но большой двухэтажный дом, жена и замечательный сын семи лет. На меня он смотрел, как на неустроившегося в жизни, хотя зарабатывал я раз в пять больше него и мог позволить себе жить на широкую ногу. Но Нил считал, что все горожане – непутевые, и я такой же.