Анфиса слушает и кивает головой. Коли у детей всё в порядке, то и душа у матери на месте. Она долго молилась, чтоб Василий одумался да в родные места вернулся. Вот Господь и наставил его на правильный путь. Пожил он немного в дедовом-то имении, помаялся там от безделья и решил возвращаться. Зря что ль его горнозаводскому-то делу обучали? Любит он свою работу, не может без неё. Продал сынок свой столичный особняк, да и подался к сёстрам, в Екатеринбург. Домой-то уж не захотел. А Анфиса и тому рада, всё не за тридевять земель. Купил он в городе дом, большой, богатый. Комнат много. А как же иначе, если семья у него растёт, как на дрожжах?! В тот же год, как обвенчались, родила Любаша дочку в конце сентября. А по святцам как раз Вера, Надежда, Любовь и мать их Софья. Назвали Верой. Ещё через год, опять же в сентябре, родилась Надежда. Все уже решили, что теперь непременно Софья должна быть, подшучивали над ними. Но следующей осенью родился сынок, Петром назвали. Ему нынче уже три года исполняется, Надюшке – четыре, а Верочке – пять. Вот ведь как расстарались – пятеро детей! Больше всех. У Нюры и Ивана – по четверо, а у Маруси – трое. Всех переплюнул младшенький-то сынок! Конечно, Любаше одной не управиться с такой семьёй, так что в доме у них прислуга живёт – и нянька, и кухарка, и горничная. И дом богатый, ничего не скажешь. Анфиса с Прохором ездили однажды их навестить, как раз, когда Петруша народился. Отец остался доволен, понравилось ему у сына. А на обратном пути вдруг высказался:
– Хорошие у нас с тобой парни выросли, Фисушка! Не стыдно за них перед людями! И девки хороши! А внучат-то сколько народилось! Уже шестнадцать! Вот оно, богатство-то! Род наш продолжается! Я-то один у отца был, а сейчас, гляди-ко, как семья растёт. Оттого и на душе тепло.
При этих мыслях Анфисина печаль немного отступила. Отмякла душа, расслабилась, тихой радостью наполнилась, слегка потеснив глухую скорбь. Да и как не порадоваться – дочка приехала. Вот она, идёт рядом, под руку её поддерживает. Сейчас и дом старый оживёт, наполнится голосами внучат. Правда, детки-то у Маруси уже взрослые, так помощники будут опять же. Впереди страда, а в эту пору лишние руки не помеха.
Да, жизнь продолжается. И живым надо жить. Старая присказка, конечно, но очень правильная. Вон она, жизнь-то, так и прёт отовсюду, так и напоминает о себе – и лёгким ветерком, и солнечным теплом, и зеленью свежей травы подле старых изб. За шаткой изгородью разлёгся поросёнок, похрюкивает, радуясь солнышку, и смотрит на мир своими глазками-бусинками. Хорошо ему, привольно, лежит себе и жизнью наслаждается. Куры пурхаются в тёплой пыли, квохчут о чём-то своём и не глядят на красавца-петуха, важно шагающего рядом. А он косит на них глазом, выбирая себе достойную партию. Всё кругом живёт и радуется жизни. Вот и Анфиса постепенно приспособится жить без дорогого сердцу человека.