Охотник вздохнул и затушил землей костер. Покрякивая и охая на каждом шаге, он медленно двинулся прочь от гостеприимной опушки. Вечерний лес наполнился новыми звуками, запахами, ощущениями. Совсем не такими, как на родине охотника. Это вызывало тоску. Там, откуда он очень давно ушел в свое последнее плавание, на крутых скалистых берегах, рассекаемых узкими фьордами, стояли сосны-часовые. А в лесах, таких густых, что даже днем темно, бесстрашно резвилась дичь. Нет, здесь, в Нормандии, такого нет. Большинство животных ушли вглубь, опасаясь деревень, городов и человеческого присутствия. Этим местам не хватало суровости и жестокости. Здесь не родятся великие воины. Но здесь, в тепле и уюте, они отдыхают. Нормандия давно стала пристанищем викингов, их перевалочным пунктом в кровавых походах.
Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, а еще нужно было вернуться домой, и вернуться хотелось засветло. Охотник не боялся ни ночных хищников, ни лихих людей. Возраст его тоже не беспокоил. В свои годы он мог без труда справиться с несколькими хорошо вооруженными воинами, а с парой грабителей – тем более. Просто не хотел он ненужных смертей – слишком много их уже было на его веку, да и меч он не доставал уже давно. С тех самых пор, как великий воин превратился в отшельника. Все в этой убогой жизни его устраивало. Все, за исключением одной маленькой тайны, которая не давала ему спокойно умереть.
Давно забытое ощущение не покидало охотника – соленый привкус крови на губах. Раньше он частенько чувствовал его перед хорошей дракой.
«Странно…»
Спустя пару мгновений охотник услышал то, чего слышать никак не желал. Какая-то неведомая сила подтолкнула его в сторону, откуда доносились эти звуки. Небольшая шайка разбойников напала на старика и мальчишку, остановившихся на привал прямо на дороге. Судя по неестественному положению тела старика, ему уже ничем нельзя помочь, но вот мальчишка…
– Эй, ты, ну-ка отвали от мертвяка или пеняй на себя, – прокричал один из разбойников, размахивая дубиной.
– Зуб, да не возись ты с пацаном, грохни его, и делов-то…
Мальчишка лет четырнадцати – шестнадцати, худой и грязный, сидел над телом своего спутника с ножом в руке и никого близко не подпускал. Трое грабителей обыскивали немногочисленные пожитки жертв. Один пытался добраться до старика, но пока его успехи ограничивались свежим шрамом на щеке.