– Может, они, наоборот, делают нас сильнее? – вдруг тихо произнесла Алана. Она запрыгнула на лошадь, стараясь держаться спокойно. Хотя внутри все дрожало от обиды: получается, она выглядела как дура, когда пыталась помочь. Долг какой-то придумала, совесть. А он всего лишь думал! Думал, мать его!
Она погрузила пальцы в лошадиную гриву и едва не дернула ее со злости. Одумалась в последний момент и пожалела ни в чем не повинное животное. К тому же подозрение, что Норд врет, не отпускало. Боги, конечно, существа странные, но не настолько, чтобы, задумавшись, падать с лошади.
– А разве мое лечение не было проявлением слабости? – поинтересовалась Алана, когда они тронулись в путь. Солнце уже стояло высоко, и над степью колыхалось знойное марево. Теперь ночная прохлада казалась благословением. Девушка расстегнула пуговицы рубашки настолько, что еще немного – и декольте могло стать совершенно неприличным. Тонкая ткань прилипла к спине, по шее, под волосами текли струйки пота, и Алана мечтала о ванной или озере, даже ручей бы сошел.
Спутник так долго молчал, глядя куда-то вдаль, что девушка уже забыла о своем вопросе. И даже чуть вздрогнула, когда услышала негромкий задумчивый голос.
– Да, это было проявлением слабости. Твой вид напомнил мне женщину из моей прошлой жизни.
Алана икнула: такого ответа она точно не ожидала и не знала, как реагировать. Любовь – а девушка почему-то была уверена, что Норд имел в виду возлюбленную, – и Боги у нее как-то не сочетались. Это из разряда сказок: милых, наивных и розовых, которые так любят впечатлительные особы.
– Прям так похожа, что ли? – только и смогла она проговорить чуть неловко.
– Вы двойники. – Норд повернул к ней голову. – Но только внешне. Я плохо помню, но, кажется, она была лучшей женщиной на свете.
Он отвернулся и опять уставился вперед, сейчас сильнее обычного напоминая вырезанную из светлого камня статую. Даже волосы словно окаменели. Алана поняла, что тема закрыта и в ближайшее время разговорить Бога не удастся.
Почему-то на душе остался легкий осадок горечи.
А еще на языке вертелось множество вопросов. Под тонким слоем возмущения и ненависти клубилось любопытство. Сказители все же рассказывали услышанное от своих предшественников. И порой Алана подозревала, что многое искажалось. А тут, рядом, ехал тот, кто своими глазами видел прошлую жизнь. Алана бы вцепилась в него бешеным клещом, выпытывая подробности, только сам вид Норда отпугивал подобную идею.