«Маршрутка» остановилась, но не там, где думал Кортонов. Каким-то образом, он перепутал остановки, встав раньше своей. Он посторонился, пропустив невысокого усатого мужчину в очках. Его плешь была прикрыта джинсовой кепкой. Кортонов сразу понял, что у мужчины плешь, потому, что сам носил кепку, которая грела и прикрывала лысую часть его головы.
Микроавтобус не трогался. Более того – с их водителем, азиатским мигрантом, затеял ссору другой такой же – из «маршрутки», оставшейся позади. Водители громко и с акцентом орали друг на друга. Кортонов понял, что причина их ссоры связана то ли с вождением (он сам никогда не ездил за рулем, и не имел прав, поэтому не понимал все точно), то ли с тем, что «их» водитель каким-то образом «ворует» пассажиров у первого.
Перепалка продолжалась. «Маршрутка» не трогалась с места.
– Да ты з… ал уже! – заорал «чужой» в который раз.
– Да ты сам з… ал! – в очередной раз ответил водитель их маршрутки, который ни разу не стал «своим» для Кортонова за весь этот путь Елизавет.
Какая-то вдруг неведомая ярость охватила его неожиданно, мощно, неукротимо и он заорал, хриплым басом, перекрывая крики водителей:
– Хватит орать матом… бл… скоты!!!!
В микроавтобусе наступила тишина. Через секунду водители обменялись уже гораздо более тихими ругательствами, а еще через три или четыре «маршрутка» тронулась.
Сердце Бориса быстро стучало, от щек отлила кровь. В нем клокотало бешенство. Это чувство было хорошо знакомо ему, но впервые он так явно его выразил. Даже голос у него прозвучал как-то странно – чересчур низко. А эта хриплость в нем? А эти два мигрантских урода, устроившие перепалку так, будто кроме них тут не было ни кого?!! А этот парень еще тут который?! Блондинчик этот самый. Кортонов наконец понял, кого он ему напоминает – соседа. В одном с ним подъезде жил один гаденыш – лет пятнадцати, наверное, не больше. Дом Кортонова был, возможно, самым плохим домом на Елизавет, Вторчермете и Ботанике вместе взятых. Его уже было пора сносить при Хрущеве, при котором его и построили. А гаденыш этот: Борис понял теперь, почему парень в «маршрутке» напомнил ему его – из-за капюшона, тот тоже всегда был в нем полностью головою – гаденыш разрисовал весь подъезд всякими надписями и рисунками. Надписи были – один мат практически. А рисунки…. Было нельзя смотреть на них без омерзения.