Ринка бросилась ко мне на выручку. Она выглядела сущей дьяволицей: волосы растрепаны, глаза горят, кулаки сжаты и готовы к бою.
Бандиты оказались между двух огней; безымянный бандит отпрыгнул в сторону, разрывая дистанцию со мной, Щербатый не был столь предусмотрителен и попросту повернул голову, – я тут же этим воспользовался: рука с клинком молнией покрыла расстояние до шеи, перебив сонную артерию. Ринка с разбега атаковала своего противника, молниеносно ударила пальцами по глазам, тот, ослепленный, отшатнулся, размахивая ножом; девушка перехватила его руку, легким движением вывела противника из равновесия и вывернула его руку. Бандит упал на собственный нож и затих.
Бой был окончен.
Мы стояли, тяжело дыша.
– Ты как? – спросил я, осматривая девочку. Хотя – какую девочку? уже – девушку. После всего произошедшего, назвать Катю девочкой или ребенком язык не поворачивался.
– Плохо, – ответила она сквозь зубы и, прижав ладонь ко рту, устремилась к кустам.
Что ни говори, а убить человека нелегко. Это – на всю жизнь. Это – не забыть. Мне до сих пор снился мой первый ваххабит; сколько было потом, – не помню, а вот того, первого, запомнил на всю жизнь!
Сейчас лучше оставить её одну, – пусть немного отойдет, потом поговорим, успокою, а сейчас лучше пусть сама приведет свои мысли в порядок.
Я осмотрел поле боя: кругом валялись тела, даже мелкий отдал богу душу; по выпученным глазам я понял, что перебитая гортань, хоть и не сразу, но перекрыла воздух, и парень задохнулся. Я оттащил трупы в сторону и спрятал в кустарнике. Выдернув стрелы, я осмотрел их, – вроде не повредились; обтерев кровь прямо об одежду трупа, я заткнул стрелы за пояс. Не забыл проверить и карманы: ничего ценного не обнаружилось, обычный карманный хлам. Я не стал мародерничать и всё оставил как есть.
– Рина, ну ты как там, может помощь нужна? – я позвал дочку, но ответа не последовало.
Девушка сидела на земле, обхватив колени. Её плечи тряслись от беззвучного плача, я тихо сел рядом и обнял её за плечи, она резко повернула ко мне своё мокрое лицо, обхватила за шею и, уткнувшись в плечо, заревела, – даже не заревела, а завыла глухо и на одной ноте. Мне стало не по себе и даже немного жутко. Я гладил её по голове, пытался успокоить, но на все мои слова она только крепче прижималась ко мне и не переставала выть.