Поладили бабушка с внучатым племянником. Феклинья Яковлевна светилась от удовольствия: есть, кого учить, ругать, а главное – кормить. Во время обеденной трапезы Андрей признался:
– У меня такое чувство, что я жил в деревне когда-то, только всё забыл.
– А как же, память предков. Ты ж только во втором поколении городской, а по духу наш, деревенский, – утвердительно кивнула баба Фёкла.
– Спасибо, я наелся до отвала. Давай посуду помою.
– Что ты, что ты! – замахала руками Фёкла, – не мужицкое это дело, сама помою.
– Тогда я побежал на почту, маме звонить. В какую сторону идти?
– А как на дорогу выйдешь, всё прямо, там дальше спросишь. Маме привет передай. Скажи ей, что ты мне понравился.
– Я ей скажу, что ты мне тоже понравилась. А ещё скажу, что женюсь только на такой, как ты, на настоящей доброй, ворчливой и умной.
– Ой, хитрее-е-ец! – протянула умная бабушка, с неподдельной любовью глядя вслед Андрею.
«Какой же я хитрый? Я справедливый, – думал Андрей. – А бабушка оказалась, действительно, непростой – грамотная, мудрая, простая – совсем не такая, какой я её ожидал увидеть: чуть ли не маразматичкой. Вот дурень!»
В этот самый момент старая женщина мыла посуду и вспоминала свою жизнь-судьбинушку.
Не довелось Феклуше иметь мужа. Родилась она в семье деревенского мельника Якова и его жены Александры зимой тысяча девятьсот сорок второго года, когда отец уже воевал. Голодные военные она знала только по скупым рассказам матери, рассказывающей, что до трёх лет дочь ходить не могла, до того была истощённой. Отец вернулся весной сорок шестого – довелось ему побывать и на Дальнем Востоке, бить японских самураев. Дома, хмуро глянув на девчушку, только и сказал:
– Заморыш… толку с неё не будет никакого.
И всё. Больше он дочь не замечал, чужая она ему была. Феклуша отца боялась и не любила, старалась не попадаться ему на глаза. Когда в пятьдесят седьмом году родилась Настенька, Фёкла была по деревенским меркам уже девушкой. Ей пришлось нянчить сестрёнку до пятилетнего возраста: мать работала дояркой в колхозе, уходила на ферму засветло и приходила домой затемно, хватало сил только, чтобы раздеться и поесть. Всё домашнее хозяйство лежало на плечах хрупкой старшей дочери. Настюшка в сестре души не чаяла, ходила за нею по пятам, звала нянюшкой и украдкой подсовывала карамельки-подушечки, которыми угощал её отец.