– Влюбилась? – поиздевался Костя. – Вечно вы, девки, в постеры влюбляетесь. Это у вас болезнь такая, да? Сфоткай и на юзерпик повесь!
Идея понравилась Вороновой, и она полезла в дальний карман куртки за смартфоном. А то вдруг так случится, что она больше не увидит этот портрет. Нет, конечно, она сделает все от себя зависящее, чтобы сохранить все картины из особняка, тем более, портрет мужчины из ее сна. Но его надо сохранить. Пока в статус. Пускай девчонки в «Снежном королевстве» от зависти умирают.
– А я никогда не любила парней с плакатов, – встряла Анна, пока Наталья фотографировала портрет князя в нескольких ракурсах. Она старалась не смотреть на парня, что-то она вдруг застеснялась, – и меня никто не понимал, почему мне ни Ди Каприо, ни Киану Ривз, ни Джонни Депп не нравились, чего меня не привлекал молодой талант Сергей Безруков. Я хотела всегда любить того, кто рядом, кого можно обнять. Ваньку Шарашкина, например.
– Да не влюбилась я! – возмутилась Наталья, но в тот же момент она почувствовала жар, предательски охвативший ее щеки. – Просто воспоминание одно.
– Ну-ну, – многозначительно подзуживал Костя, усмехаясь. – Любовь к постерам – она навеки!
– Я серьезно, – надулась обиженная Наталья, но ее никто не слушал. Все сделали свои выводы.
Они разбрелись по зале. И каждый был увлечен чем-то своим: Анна разглядывала многочисленные светильники, Костя проверял на прочность стулья и кресла. А Наталья предпочла подняться наверх и пройтись по комнатам. Она и не заметила, как оторвалась от своих спутников. Она очутилась в заброшенном Эрмитаже, где не существовало красного шнурка между посетителем и экспонатом. Она бы прыгнула на постель княгини, утонув в перинах, только испугалась количества пыли, от которого легко было задохнуться. Зато Наталья аккуратно провела пальцами по старинному зеркалу, оставив на нем след от пальцев. Там отражалась она, графиня Воронова, спортивная девушка с Урала, совсем не похожая на чопорных дворян девятнадцатого века. Она носила простой конский хвост, скрепленный резинкой, и совсем не умела укладывать локоны, как это делали несколько поколений назад ее предки князья. С портретов на нее взирали дамы в глубоком декольте, а она стояла перед ними в расстегнутой куртке и натянутом до подбородка свитере, поверх которого висела скрепленная на липучке горнолыжная бандана. Слово «юбка» Наталья воспринимала исключительно вместе со словом «дресс-код» в бухгалтерии, тогда как княгиня, мать Дмитрия, только в юбках в свет и появлялась и об удобных джинсах ни слова не слышала. Комната старого князя тоже стояла нетронутой с того времени, как старик Ольховский покинул этот мир. Но казалось, словно он вышел погулять, обещая вернуться. На столе стояла чернильница, рядом с ней лежал развалившийся от времени и беспощадных солнечных лучей листок и ветхая старинная книга. Фонвизин. Какая скучнятина. Наталья прочитала в школе две страницы из «Недоросля», а остальное предпочла прослушать в виде аудиокниги. И чего в этом находили забавного двести лет назад? На втором этаже нашлось еще несколько спален, но кому они принадлежали, Наталья так и не поняла. Возможно, большинство из них использовались в качестве гостевых. Только в столе одной из этих комнат девушка нашла розовый альбом, переплетом которого служила алая атласная лента.