– Это ж-так саке, вещь благородная, а ты… Ну как ты пьешь?
– А как? Обыкновенно…
– Цедить надо. А ты залпом отхерачил уже третью рюмку.
– А сам-то? – Нигицу выразил резонное возмущение.
Мисима обозрел свой кубок. Нигицу был прав.
– Ну и че сегодня было на собрании? – Мисима перевел тему, не будучи готов продолжить беседу с Нигицу относительно культуры пития.
– Да ниче… Завтра председателя переизбирать будут…
«Переизбирать, – произнес про себя Мисима. – Какая обреченность в этом слове… Так, будто воля народа уже предрешена, и ничего нельзя изменить… Эта приставка „пере“…»
– И че ты думаешь? Как голосовать будешь?
Мисима не ждал альтернативного ответа на вопрос. Скорее, он ждал реакции на такую его постановку.
– Ты дурак что ль?
– А что?
– Ну а кого? Тебя, что ли?..
– А почему бы и нет?!
– Да ты не повезешь.
– А ты за меня давай не базарь… Наливай лучше…
Беседа в таком ключе утомила Мисиму. «Истина в вине», напомнила память чьи-то одновременно и мудрые, и глупые слова, и оба ронина опрокинули свои стаканы.
Азэми пришла на звон посуды.
– Есть хотите? – утомленно улыбаясь, спросила она.
Нигицу закивал, а Мисима вновь подобострастно уставился на самую выдающуюся часть ее тела. Его большая длань вновь легла на грудь возлюбленной. Она томно улыбнулась ему и стала к плите.
Что-то зашкворчало в сковороде, заглушая спор двух ронинов и руководящих качествах одного из них. И слышны их голоса стали только когда уставшие вернулись они к разговору о высоком, а на столе появилась сковорода с картофелем, обжаренным в масле.
– Ты знаешь кто, Михалыч? – спросил Мисима, глубоко затягиваясь сигаретой.
– Кто? – Нигицу, хоть и ждал всякого от своего поэтически-возвышенного друга, все же не был готов к очередному его откровению.
– Ронин.
– Чего???
– Царь, предавшийся воле волн…
– Че это?
– А то. Живешь так себе, без цели, без расчету, без умысла всякого…
– Че это ты хочешь сказать?
– А то он хочет сказать, – отвечала за супруга влекомая им за стол Азэми, – что жениться тебе надо. Ты бы Ритку заново позвал…
– Это еще зачем?
– А затем, чтобы было кому дома ждать… Вот, посмотри как мы с Хираокой моим живем, душа в душу… – Азэми притянула мужа к себе и нежно поцеловала. Он особенно любил, когда она говорила ему нежно, душевно, называя по имени «Хираока ты мой»… По его настоящему имени, без этого глупого псевдонима Юкио Мисима, о принятии которого он уже и пожалел давно.