– Ну, тут, наверное, ты не совсем прав, – польщено ответил Андрей, – обо мне говорить не будем – кому-то моя поэзия нравится, кому-то не очень, хотя я по поводу своего места в искусстве не сомневаюсь. Что же касается известных великих поэтов, тут все так – я лично ни одного большого поэта наркомана не знаю, хотя, говорят, Бодлер чего-то там принимал – так у того тоже не все в порядке с головой было. Но это скорее исключение из правил.
– Это все верно, – закивал Мескалиныч, – только люди эти – действительно гениальные – во время своих творческих прорывов совсем в другую фазу сознания входят, и в нашу сакуаллу не попадают. У них своя особая, высокая, творческая, связанная с трансмифом, а к нам только обусловленные торчки въезжают, которые только нашу информацию считывают – а она однозначно бредовая. Другое дело, когда гений наркотой подорван и талант свой загубил – тогда он уже чисто наш, но в этом случае ни на что высокое уже и не способен – только нашу лабуду считывает.
– Что же ты так критически к своему миру относишься? – Усмехнулся Андрей. – Даже как-то странно. Кстати, кличка твоя «Мескалиныч» часом не с Кастанеды срисована? Там дух пейота «Мескалито» назывался. Но алкалоид мескалин, насколько я помню, в кактусах содержится, а ты что-то там о грибах и в частности о мухоморах говорил. Так в мухоморах не мескалин, а мускарин, так что тебя, наверное правильнее «Мускаринычем» звать.
– Так меня вначале и звали, – опустил глаза человечек, – но «Мускариныч» уж больно как-то сермяжно звучит, от этого имени дохлыми мухами за версту разит, это все равно, что «Мухоморыч». А я существо утонченное, прозападных настроений, и Мескалито, о котором ты упомянул, мой не такой уж дальний родственник. А то, что я о нашем слое так неуважительно высказался, так я из разжалованных, мы и повыше небеса видали.
– Что ты говоришь! – Поразился Андрей. – Я гляжу, у вас, духов это повальное явление. Я одного разжалованного знавал – он был очень древний, и сначала являлся кем-то вроде Гермеса – богом-посланником, а потом его в домовые разжаловали. При этом, с точки зрения человеческой морали ничего плохого он не сделал, напротив, очень благородно себя повел, но нарушил какое-то там Равновесие.
– И не говори, – махнул на него рукой Мескалиныч, причем та сразу удлинилась в пару раз. – Уж это мне Равновесие! Но ничего не поделаешь, не мы его установили, не нам отменять. Чтобы вверх по слоям продвинуться, века нужны, а слететь в один момент можно. Я, правда, не в момент слетел, постепенно съехал. А в чем я виноват, меня таким сформировали!