Я уже вижу вдалеке Виталия Ильича. Киваю, делаю ладонью приветственный знак.
В этот момент девушка оборачивается и, кажется, принимает мое приветствие на свой счет. Улыбается в ответ. Ее лицо наполовину скрыто за большими дымчатыми очками, и все равно мне кажется, будто я где-то встречал ее раньше. Но даже если и так, не мог же я ее запомнить – такую глупую и молодую.
– Рад видеть в добром здравии, – с трогательной учтивостью здоровается Виталий Ильич, и легкий тремор в уголках губ выдает, насколько ему не терпится перейти к делу. – Принесли?
Я вынимаю альбом.
– Не пресс, – извиняюсь заранее, как требует того наша цеховая вежливость. – Но состояние хорошее, увидите.
– В прессовом этих бон, боюсь, и не осталось, – сочувственно говорит он. – Разве что в коллекции у Тронского, но он не продаст.
Вздыхаю с усмешкой:
– Трудно иметь дело с Тронским.
Все это слова, слова, слова. Они не значат ничего – и все-таки должны быть произнесены: чтобы сцепилось, сдвинулось, заработало, чтобы свершился ритуал. Когда коллекционная бона переходит из рук в руки, меняя владельца, происходит тот самый момент перераспределения и балансировки, позволяющий приблизить мир к равновесию. Разумеется, это мелочи, незаметные колебания – но даже и они могут попасть в резонанс и оказать решающее воздействие на могучие процессы, о которых большинство не догадывается вовсе, а полную их картину не представляет себе никто.
Виталий Ильич счастлив. Рассматривает новое приобретение, влюбленно щурясь на солнце сквозь близорукие очки. Я прячу полученную от него сумму в карман, не пересчитывая: наша миссия с годами вырабатывает великолепное презрение к деньгам как банальному средству платежа.
Тем временем подходят и другие, свои, проверенные люди. Здороваются, рассматривают новоприобретенную бону Виталия Ильича, высказывают суждения о ней и на общие темы.
– Вы слышали? – вдруг спрашивает один. – Они ее готовят. Уже скоро.
Порыв ветра гонит по гравию сухие листочки, кричат дети, шумит дорога за углом, – и все эти звуки перемалывают, стирают в порошок, втягивают в себя то длинное слово, которое он только что произнес.
* * *
Танин жених не считал себя вправе потерять их из виду, и вскоре «вольво» начала сильно усложнять ему жизнь. Пришлось припарковаться в неположенном месте и сбежать, не дожидаясь неприятностей.