Видимо, зря он ее в принцессы записал все же. Она с любопытством разглядывала их с Киром пенаты, на кухне руки прикладывала к окнам, а потом ласково говорила «дует, вы бы заклеили…», чай пила из надщерблённой чашки и каким-то идиотским печеньем заедала. Ваня не разбирался в этом самом печенье тогда. Брал, чтобы подороже. Хоть что-то ведь должно было быть для нее подороже. Хотя бы печенье… Сам не ел такого. Не привык с детства, да и на подобные мелочи лишних денег не было. Вот когда будут…
Бродяга думал еще долго ее по свиданиям водить, минуя свое убогое жилье, но Ксюша сама настояла.
Не охала, не ахала, с интересом по квартире ходила, потом по его комнате…
На старом ноуте фильм смотрели какой-то дурацкий, лежа на кровати. Когда фильм закончился – почему-то не рванули вновь на кухню на чай… Продолжали лежать. Ксюша – закрыв глаза, позволяя по волосам себя гладить, Ваня – глядя на нее, а еще на закат за окном. Это так красиво было… Ее силуэт в оранжевом свечении… На щеке особо яркое пятно, свет потихоньку с тела сползает, будто простыня… Только она одета, а будь голой – он и вовсе с ума сошел бы…
– Что?
– У тебя был кто-то? – Ваня всегда прямотой отличался. Тем более, с ней. Оставался честным и от нее хотел такой же честности в ответ. У него ведь с первого взгляда на нее серьезные планы были. Тогда казалось – нереализуемые, выяснилось – Бродяга может добиться всего.
– Нет, – она даже глаза не открыла, ответила спокойно, потом же пальцами коснулась его губ, скользнула вниз по подбородку по хлопковой рубашке, заправленной в джинсы, – ты будешь. Думаю, сейчас…
Открыла глаза, улыбнулась, потянулась за поцелуем, получила его…
Бродяге ничего объяснять не нужно было, он старался быть бережным, первый раз все же, но не всегда получалось, к сожалению.
Правда Ксюша не призналась бы, что что-то не так. Она ведь действительно всегда смелой была, рисковой. Боялась, наверное. Как любая девушка боялась, но ни остановиться не просила, ни притормозить, ни пискнула даже. Сама не понимала, насколько с ума его сводила, но позволяла – голод унять, голову потерять, шептать что-то невразумительное, ей больно делать ради своего наслаждения.
А потом улыбалась даже. Они снова лежали, как до… Только теперь с ее тела уже действительно простынь соскальзывала, а не свет закатного солнца…