Младший делал вид, что внимательно слушает. Он знал, что с
такими надо или быть товарищами, или держаться подальше.
– Хотя… черт возьми, почему я не Драгомир? – Скаро получил у
бармена стакан чего-то крепкого, и, осушив его одним махом, заел
куриной ногой. – Хотели же родители назвать… Скучное у меня имя.
Вот брата вообще звали Милош. Но он умер в младенчестве. Так
бывает.
Остаток трапезы прошёл в относительном молчании. Все только
жевали. Похоже, напиваться никто не собирался, меру знали.
Молдаванин достал сигарету. Не привычную для Младшего
самокрутку, а настоящую, с фильтром. Видимо, где-то такие штуки
производились. Щелкнул зажигалкой. И задымил как паровоз. Саша
отметил, как блеснули два золотых зуба.
– Я бросаю. Это у меня хорошо получается.
Остаток вечера прошёл без приключений.
*****
Потянулись дни.
Иногда посреди тяжелых будней выпадали минуты тишины и
одиночества. Они вроде бы должны стать блаженством, но не были.
В первые дни на борту Младшего покусывало странное забытое
чувство: «Ради чего это всё?».
Ради чего убиты те, кто попался на его пути?
Да, «они первые начали». Или, как Богодул – были подонками и мир
без них стал только лучше. Но таких было немного. Других, если бы
он им не попался, убивать бы не пришлось. Он сам прибрёл в
Петербург, к чужим разборкам, где его никто не ждал и не звал.
Все эти мысли совпадали с непогодой и временным безрыбьем, когда
можно было получить чуть больше часов отдыха. И в эти пасмурные дни
он вспоминал свой путь. Военную тропу. Тропу огня, холода, свинца и
крови.
Вроде бы нечего стыдиться. Следовал своему компасу. Было ли ему
жаль если не ордынцев (хрен на них), то оборвышей и «бойцовых
котов», которых он убил?
«Жаль» – неточное слово. Временами чувствовал… неправильность. И
потом сам же корил себя за это ощущение. За мягкотелость, которая
не пристала настоящему мужчине. Пролитая кровь казалась ему...
пятном на запачканном белом пальто. В этом чувстве утраты чего-то
важного – и Александр это честно для себя признавал – было больше
горечи от утраченной чистоты, чем сочувствия к кому-то.
«Пусть это сделал бы кто-то другой», – таким был лейтмотив
внутреннего диалога.
Выходит, привычка препарировать свои чувства, копаться в себе и
по случаю себя казнить, никуда не делась. Но как он собирается
выживать в мире, где всем плевать на такие мелочи?