Младший вспомнил, как пару дней назад штурман Свенсон, зайдя в
матросскую кают-компанию, двинул чудную речь. Он не был пьян, но
взгляд казался странным. Будто штурман принял что-то, изменяющее
сознание. Хотя ему, как редкому специалисту, начальство позволяло
чуть больше, чем другим.
А может, он и не принимал ничего, а просто на время перестал
притворяться.
«Славные матросы нашего корабля! Да здравствует дружба арийских,
шемитских и хамитских народов, детей Атлантиды, покорителей
Лемурии! Я всех вас люблю. Все мы люди. И европейцы. И индусы. И
турки. И арабы. И даже негры… хоть их сейчас среди нас нет. Мы
одинаково верим в семейные ценности. Любим свою родную землю и
держим слово! Бьем без пощады наших врагов. Чтим Бога нашего
вседержителя… или богов, сколько бы рук и голов у них ни было. А
еще мы одинаково ненавидим подлых, хитрых, лживых...»
Кого? Окончание потонуло в бравом хохоте, который показался
Младшему согласным, а не издевательским. Кто-то одобрительно
размахивал руками. Они могли считать Свенсона нелепым гиком, но его
слова возражений не вызывали.
«Вряд ли он имел в виду русских, – подумал Младший. – Количество
слогов другое в английском слове. Да и какими угодно могут считать
русских, только не хитрыми…».
«Это он про марсиан», – закончил за штурмана его рыжий помощник,
который пришел за начальником и увёл, пока тот не наговорил еще
больше.
Когда дверь закрылась, все чуть не попадали со смеха под столы.
Младший тогда смотрел на это единение в шовинизме неплохих по сути
людей… и сделал для себя еще одну пометку о человеческой
природе.
Ничто так не сближает… как противопоставление чужому, чуждому.
Особенно если этого чужого в жизни не видел. «Против кого дружим,
мужики?». А вот ради чего-то созидательного людям сойтись вместе
гораздо труднее.
Возможно, это была хитрая попытка штурмана провести агитацию. Но
ему не дали, потому что капитан на своём корабле ничего такого не
допускал.
Данилов забрался на койку и взял плеер. Если в Питере он слушал
русский рок, то здесь прибился по европейскому «металлу». В
наушниках повторялись слова “Reise, reise, Seemann, reise“, что
было в тему ситуации. Но слушал он музыку и потяжелее
Раммштайнов.
Мог выбрать вещь, которая ассоциировалась не с тоской на фоне
серых многоэтажек, которую ты заливаешь водкой, а с походом, когда
рубишь двуручным топором, грабишь и топишь корабли, жжёшь врагов,
привязав к столбам… Впрочем, такие фантазии накатывали лишь
временами, как разминка для воображения.