– Случайное нефтепроявление. Непромышленное. Ничтожное!
– Это не важно.
– Очень даже важно! И уж если быть точным до конца, то сию нефть нашел не Кошелец, а подсекли его строптивые буровики. И почти все они вскоре были расстреляны.
– И вы считаете… это нормой? Когда люди находят нефть для страны, а их расстреливают?!
Минаев бесстрастно пожал плечами:
– Эти люди любой ценой хотели выбить деньги под дальнейшую разведку – за счет учителей, сталеваров, колхозников. Состряпали письмо в Москву, поставили свои подписи. А главное – без ведома вышестоящих инстанций отправили в столицу пробы с полученной нефтью. Состав же ее подозрительно оказался точь-в-точь как в Бакинской, даже лучше.
– Чудесно!
– Им никто не поверил. Бдительность в 1937-м у нас была на высоте! Да и дебит скважины буровики Кошельца завысили в несколько раз. Махновщина какая-то. Фальсификация! Вредительство! Поделом!!
– Как вам не стыдно? Вы же геолог!
Минаев спокойно продолжал:
– Кошельца спасло лишь то, что он во время данных событий лежал в больнице…
– Я преклоняюсь перед этим человеком и его людьми. Это настоящие герои!
– Игра с огнем к добру не приводит. Учтите!
– Ничего. Переживу. – Лузин резко крутанулся на стоптанных каблуках кирзачей и, не попрощавшись, толкнул кулаком дверь.
Через минуту Дусов увидел его в окно: он накатисто шагал к виднеющимся вдали решетчатым переплетам буровых.
– Демагог! Молокосос! – хлопнул ладонью по столу Минаев. – Зря Вы, Всеволод Викторович, церемонитесь с ним. Я это дело так не оставлю… С ним надо разговаривать другим языком!
Епихин молча листал письмо Лузина в ЦК…
Глеб жил в крохотной комнатушке общежития нефтяников.
В десятом часу, когда над пустыней опустилась лиловая, в желтом крапе, паранджа южной ночи, к нему заявился со свертком под мышкой Дусов.
Лузин лежал, не зажигая света, одетый на кровати, смотрел в потолок. – Не знаю, старик, когда теперь свидимся. Давай хлобыснем на прощанье по маленькой. Надеюсь, закусить у тебя что-нибудь найдется? – Дусов развернул сверток и поставил на стол бутылку коньяка «Ала-Тоо».
Лузин нехотя поднялся, включил свет.
Оба ощущали натянутость. Глеб еще во время разговора с Епихиным понял, кого именно поддерживает Дусов, а потому и не старался скрывать свою отчужденность к гостю. Что до Дусова, то он, напустив на себя беспечный вид, пытался хоть как-то скрасить неприятную атмосферу.