Когда мои всхлипывания затихли, отважилась спросить:
– Ты скоро опять уедешь?
– Да.
– Надолго?
– Да.
– А как же… – я не решилась спросить.
– Ты? – Максим прекрасно понял, о чём я хочу спросить.
А я вновь зарыдала.
Есть «я», есть «он». Но нет никаких – «мы». И это осознавать мне было больно.
– Тише, тише, – принялся успокаивать меня Максим. – Юль, перестань.
– Не могу, – искренне призналась я.
Он приподнял мой подбородок и заглянул в глаза. Вид у меня, наверное, был жутким, поскольку Максим снял первое попавшееся полотенце с крючка, и принялся им вытирать моё лицо.
– Юлька-шпулька! – вспомнил он моё детское прозвище, которое сам же и придумал. – Немедленно прекращай рыдать. Иначе накажу!
– Ты меня уже и так наказал.
– Юль… – он понял, о чем я, но оправдываться не стал.
Провёл ладонью по моей щеке и…
И я его поцеловала.
– Может не надо этого делать? – спрашивает, а сам продолжает касаться моего лица своей ладонью.
– Может и не надо… а хочется.
Едва успела я это сказать, как его губы натиском завладевают моими губами. Этот поцелуй я никогда не забуду. Столько страсти и возбуждения можно передать через поцелуй, только если его ждёшь два года. Два года… Немыслимо. Но я тогда ещё просто не знала, что следующего поцелуя мне ждать гораздо дольше.
Конец ознакомительного фрагмента.