И замер, почувствовав не просто ее запах, а охренительный, крышесносный запах пота на обнаженном теле. И возбуждения – яркий, острый, сводящий мышцы в паху запах девичьего возбуждения.
Еще раз тщательно принюхался – о да! Она здесь, его маленькая, вкусная самочка… Здесь… Прячется от него – напуганная, голенькая и… – Тони улыбнулся – уже вся насквозь мокрая…
Медленно подошел к двери, не глядя закрыл дверь и запер ее на ключ. Может же он уединиться ради продолжения рода? Мать не будет лезть. Отец тоже – знает, что он зол и захочет дать ему время остыть. Остальные… да и хрен с ними… пусть думают, что хотят.
Привычным уже образом человеческие и звериные доводы мешались в кучу – сумбурную и все же до странности логичную. Да, он обещал не трогать ее в полнолуние. И да, он сам приказал ей раздеться – но ведь это была злая шутка. Никто не заставлял ее выполнять. Всю эту историю с «приказом от альфы» он придумал, чтоб попугать ее, когда выговаривал на веранде – все знают, что это из разряда бабушкиных сказок про «истинных»…
К чему же тогда церемонии, раз сама не против?
И тут он вспомнил, как она гладила его в волчьей форме, как приговаривала всякие глупости и нежности… Будто он ее личная комнатная болонка.
О, он покажет ей, какая он болонка….
Слегка приподняв с края кровати одеяло, Тони уставился на розовую пятку с поджатыми пальчиками, которая тут же попыталась втянуться внутрь.
Не вышло. Быстрым движением он схватил эту пятку и потянул на себя, перехватывая все выше и выше вверх по лодыжке. Наконец, не утерпев, откинул немного одеяло и поймал вторую голую ногу – тонкую и тут же покрывшуюся цыпками от холода.
И стиснул зубы – до того захотелось раскинуть эти две ножки в стороны, прижать к краю кровати и вонзиться между ними каменным, до боли напряженным членом. Вот прям так – даже не открывая все тело его девочки. Было в этом что-то невероятно пошлое и порочное – когда только ноги, бедра и ее щелка, которая вот-вот покажется… раскроется для него, вся влажная и розовая…
Рано… рано… – тормозил, успокаивая себя, поглаживая вздрагивающую под его пальцами кожу. Слишком возбужден… слишком быстро закончится…
Но в полнолуние трудно сдержать себя, и руки не слушались – сами раздвигали эти ножки, пробираясь все выше и выше к заветному месту – он уже представлял его, чувствовал, шалел от запаха, который не могло приглушить никакое, даже самое толстое одеяло…