Казаки долго не живут - страница 10

Шрифт
Интервал


– Ну, и духота, аж во рту пересохло! – устало промолвил немолодой, степенный казак, выбивая люльку об эфес сабли. – Хоть бы ветерок подул, что ли.

– И чего они тянут, только людей морят! Не зря говорится, кому свадьба, а курице смерть.

– Терпи, казак, в атаманы выйдешь, – снова проговорил степенный казак.

Наконец, полы шатра откинулись, и дьяк вынес булаву, бунчук и знамя, а рядом поп нес в руках образ Спаса, крест и Евангелие. Прошли к небольшому столику, стоявшему рядом со столом, за которым сидели полковники. Дьяк осторожно положил на столик символы власти. Поп поставил образ Спаса, положил крест и Евангелие. Глухо загудел его низкий надтреснутый голос. Он освятил клейноды.

Поднялся Палий, высказал тост:

– Я рад, что Самуил Иванович, один из нас, назначен гетманом.

Искра хотел, было, ответить шуткой, но тут начался обряд посвящения в гетманы: Самусь присягнул на кресте и Евангелии в верности казачьему войску, потом присутствовавший здесь польский региментарь Б. Вильга повторил королевский указ о назначении Самуся наказным гетманом. Этот указ подтверждал привилегии полковника Самуся, освобождал его от всяких поборов.

Ударил залп из шести пушек – начался пир в честь гетмана Самуся Самуила Ивановича. Выбили днища из бочек. Достали вареное мясо из больших казанов.

На лугу веселье наступило сразу. Запели казаки, некоторые перебрасывались едкими шутками.

– За нашу дружбу! – сказал Абазин, протягивая Самусю кружку.

– За дружбу! – поднял свою кружку гетман.

Тосты сыпались один за другим. Когда чуть ли не в десятый раз провозгласился тост за гетмана, Самусь взял за локоть Палия:

– Пошли, покурим на травке.

Сели на склоне холма, некоторое время курили молча.

– Семен, послушай, что я хочу тебя спросить.

– Говори.

– Вот видишь, сколько мы с тобой вместе. Вот меня зовут ласкательно Самусем от имени Самуил. А я и не знаю, почему тебя называют Палием?. Разным наговорам не верю.

– Про то, что я черта спалил? – улыбнулся в усы Палий. – Это дело давнее, я тогда только-только на Запорожье пришел. Был я молодой, горячий. На раде как-то сунул свой нос, куда не следует. Сирко посмеялся надо мной, а когда я обругал его, приказал выбросить меня из куреня. Я не стерпел обиды и поджег курень.

– Конечно, тебя поймали и судили на раде?

– Меня не надо было ловить, я сам пришел.