Под конец она чуть ли не прониклась ко мне благодарностью – мне явно удалось ее обнадежить. Я чувствовал себя сволочью и понимал: пропал остаток ночи. Хоть собирайся и езжай прямо сейчас. Но я ненавижу, когда нарушаются мои планы, даже вынужденные, даже в мелочах. Кроме того, я испытывал нешуточную тревогу, которая за пределами дома, в ночной темноте, грозила перерасти в беспричинную панику. Хотя, если я не осознавал причин, это не значит, что их не было. В любом случае, я надеялся, что, как это случалось прежде не раз, при утреннем свете морок рассеется и пресс обязательств покажется легкой озабоченностью.
Ждать оставалось недолго – пару часов. Я включил торшер и уселся в старое, идеально продавленное под мой геморрой, кресло, в котором обычно читаю или слушаю музыку. Зак тотчас взобрался на освободившийся диван и развалился на нем лапами кверху. Ну ладно, так и быть, почему не побалдеть напоследок. Настроения читать у меня не было; я решил послушать что-нибудь ночное, меланхолическое, соответствующее текущему моменту. Выбрал Торда Густавсена, под которого и продремал до рассвета.
2
Я стоял над унитазом, когда раздался следующий звонок. Грешным делом подумалось, что это сучке Елене не терпится и она решила меня простимулировать. В принципе, время от времени я действительно нуждаюсь в побудительных пинках. Но не сегодня. До телефона я добрался примерно после двадцатого звонка. Приготовился отбивать атаку взвинченной женщины, снял трубку, рявкнул «Да!» – и услышал голос Марка, который выпалил, глотая половину звуков:
– Дядя Илья, мама в больнице, подозревают инфаркт.
Ну что вам сказать? Если буду отрицать, что испытал облегчение, вы все равно не поверите, а если признаюсь в нехристианских чувствах, рискую прослыть маленьким чудовищем, относительно безопасным только благодаря своей исключительной лени. Короче говоря, я уже бормотал слова сочувствия, когда шестнадцатилетний оболтус вдруг заявил:
– Я еду с вами.
Значит, за минувшие пару часов она успела рассказать сыну о нашей договоренности, как следует накрутить его и заработать сердечный приступ. Когда меня припирают к стенке, я начинаю отчаянно сопротивляться – просто из принципа.
– Нет, дорогой, – сказал я с лицемерной заботой, – а как же мама? Нельзя оставлять ее сейчас…