К новому месту службы я ехал на первом пассажирском поезде, следовавшем из Ленинграда в Выборг. В вагоне с жесткими диванами было многолюдно. В основном – военные. И разговор шел о только что закончившихся боях на Карельском перешейке.
За окном проплывали дачные поселки. Хотя был уже конец марта, зима и не думала сдавать своих позиций. Первозданной белизны снег толстым слоем укрывал землю и крыши домов. Высокие красавицы ели баюкали на темно-зеленых лапах тяжелые белые охапки. С затаенной грустью смотрел я на них – ели напоминали мне тайгу, Сибирь, знакомые с детства места, о которых я тосковал.
Поезд шел все быстрее и быстрее. В сплошную пеструю ленту сливались дома и деревья, люди и автомобили. Но вот машинист стал тормозить.
– Пересекаем старую границу с Финляндией! – торжественно объявила девушка-проводница.
Все прильнули к окнам: хотелось поскорее увидеть, каков же он, Карельский перешеек?
Пропал, словно его сдули, снег, исчезли высокие красавицы ели. Вся земля окрест была перепахана бомбами и снарядами. Черными столбами высились расщепленные, без крон, деревья; тут и там – брошенное врагом оружие, исковерканная техника, печные трубы на местах сгоревших домов…
– Наш полк действовал на Рапалавском направлении, – рассказывал коренастый смуглолицый капитан. – Признаться, мы не думали, что на нашем пути окажется столько укреплений.
– Да, постарались шюцкоровцы1, – поддержал его попутчик, капитан инженерных войск. – Строили укрепления по последнему слову военно-фортификационной техники. Да вы послушайте свидетельство авторитетного лица… Вот что говорит старший инспектор бельгийского участка линии Мажино генерал Баду, технический советник барона Маннергейма… Капитан открыл свою полевую сумку, покопался в ней, извлек листок бумаги и начал читать: