Разве бывают такие груши? Рассказы - страница 15

Шрифт
Интервал


Я живу по ночам в Интернете, я – сова, я перевожу, отвечаю на письма, ищу клиентам квартиры, звоню другим агентам, болтаю, по ходу, с виртуальными друзьями, мне жалко выключать компьютер и ложиться спать, как жалко, наверное, умирать, когда хочется жить. Я жду чудес, как в самом начале, когда я надеялась, что откуда-то оттуда протянется рука, и кто-то поможет или куда-нибудь нас заберет. С тех пор я сама много раз протягивала руку разным людям, и все же я по-прежнему жду чудес, хотя теперь я знаю, что все чудеса внутри.

2004

Можно быть, можно казаться

Когда говоришь с иностранцами на их языке, когда с нарочитым изумлением переспрашиваешь: «Oh, really?», когда, широко улыбаясь, энергично киваешь: «Oh, yes!», или, высоко поднимая брови, трясешь головой: «Oh, no!», когда разводишь руками так, как никогда бы не разводила, говоря по-русски, то воображаешь себя другим человеком, как если бы родилась в другой стране, и маму как будто зовут не Зинаида Васильевна, а, например, Грейс, и сама будто не Ирина Борисова, а, скажем, Айрин Томпсон.

Когда приходишь в дорогой ресторан, в котором целая команда официантов приветствует тебя с таким радушием, будто, и вправду, соскучились и заждались, когда ловят каждый твой жест и подливают в бокал, покажется, что и в самом деле, достойна, забудешь, что попала сюда, скорее, как левый человек, переводчица для клиента, и подумаешь о себе так хорошо, как никогда раньше.

Когда мечтаешь и уверена, что все произойдет, не обращаешь внимания на досадные мелочи текущего – оно кажется временным и неважным. Когда в прошлом было что-то значительное, не идущее в сравнение с измельчавшим теперешним, оно все равно навсегда откладывает свой отпечаток, разорившийся миллионер никогда не ощутит себя нищим, свергнутый царь, все равно, царь, хоть и стал бомжом.

Можно быть пожилым и толстым бухгалтером, писать любимой эротические письма и казаться себе юным героем-любовником. Можно быть солидной дамой, матерью взрослых дочерей, и казаться себе еще не жившей, по-прежнему мечтающей о чистой любви девушкой.

Можно быть хорошим писателем, пишущим интересную только себе и сто лет никому другому не нужную ерунду, а можно быть плохим писателем, быть читаемым миллионами, и казаться себе хорошим.

Старики только кажутся нам стариками, по-настоящему, они те же дети, недоумевающие, почему с ними больше никто не хочет играть.