– Но вы еврей?
– Да, моя мама, Софья Ильинична Лучинская, еврейка, – и счел нужным уточнить. – Она умерла.
– А кто ваш отец?
Роман вспомнил последний вечер, который он провел у постели матери в больнице. Впервые она называла его не по имени, а так как привыкла называть мама Сима.
– Сыночек, заклинаю тебя. Никогда, никому не говори, кто твой отец. Раз и навсегда – забудь его имя. Если спрашивать будут, отвечай, что это я от тебя скрывала его имя. Ты слышишь? Никогда… Никому… – она стала задыхаться, и врач выпроводил его из палаты.
«Так кто ваш отец?» – повторил вопрос офицер и Роман, чуть смущенно улыбнувшись, ответил:
– Мама никогда не хотела говорить со мной об этом. Разговоры о моем отце в нашей семье были исключены.
Уже механически задавая другие необходимые для заполнения анкеты вопросы, Рони внимательно вглядывался в нового репатрианта, пытаясь составить его первичный психологический портрет. Он понимал, что перед ним человек неординарный и лихорадочно соображал, что теперь следует предпринять. Лучинский отвечал односложно и взгляда от Рони не отводил. У него был странный, немигающий взор. «Как у волка, подумалось Рони» и на полях анкеты он черкнул на иврите: «зээв» – волк.
Конец ознакомительного фрагмента.