Перед ним улицу переходит стайка замотанных в тяжелую шерсть женщин – плечи ссутулены, глаза скромно опущены. Шея, плечи и щиколотки тщательно прикрыты одеждой. Скрипят и пыхтят допотопные авто. Воняет лошадиным навозом. Из канализационных труб, торчащих почему-то из верхних этажей, все льется прямо на тротуары. Этот город слишком стар и слишком традиционен для нормальной канализации. Безлицые статуи провожают его с колоннад отсутствующими глазами. С балконов приземистых толстостенных зданий доносятся звуки музыки и смех – там живут богатые и именитые. Люди, которые не выставляют свою жизнь напоказ. Оттуда выглядывают мужчины в черных костюмах, на груди их блестят медали и знаки, они окидывают Сигруда негодующими взглядами, словно бы вопрошая: «Что это за безобразие? Как дикарь с гор мог оказаться в респектабельном квартале?» А рядом с дворцом-луковицей возникает вдруг странный фасад, похожий на выпавший кусочек головоломки: в половине окон нет стекол, а к рамам жмется деревянная лесенка. И кругом, кругом они – лестницы. Лестницы, завивающиеся потоками и ручьями, со стертыми скругленными ступенями и острыми новыми, широченные и узкие-узкие…
И Сигруд топает по ним, по одной, по другой, неуклонно следуя за мужчиной и женщиной. Те быстро уходят, словно убегают, от университета, но что это за погоня? Никакого удовольствия. Непрофессионалы – одно слово. За улицей вообще не следят. И еще они переругиваются – то тихо, то громко. И хотя Сигруд держится на расстоянии, кое-что он слышит.
Мужчина говорит:
– Этого следовало ожидать! Тебя предупреждали, говорили, что такое возможно!
Женщина отвечает сначала тихо, а потом зло повышает голос:
– …и тут они! Явились! Ко мне на работу! Туда, где я днюю и ночую, завтракаю! Да я те полы не десять и не двадцать лет мою, а они! Явились!
И снова вступает мужчина:
– А то ты не знала, что это опасно! Не знала? Знала! И что ж, на попятную теперь? От веры хочешь отречься?!
Женщина замолкает.
Сигруд закатывает свой единственный глаз. Простаки бесполезные… По правде говоря, от таких даже прятаться не стоит – все равно не заметят. Конечно, он снял и свернул свое бордовое пальто – слишком заметно на улице. Пальто, в общем, он нес под мышкой, но ведь в нем самом добрых шесть с половиной футов росту! Да, человеку таких габаритов трудно укрыться от взгляда. Но Сигруд знает: толпа во многом похожа на отдельного человека. У нее есть своя психология, привычки, природа. Толпа бездумно принимает форму – люди выстраиваются в цепочки и ряды, когда идут, определенным образом огибают препятствия. Тут все четко и согласованно, как в хорошо поставленном танце. Надо просто занять место в таком построении – как рыба зависает в стороне от косяка, который вдруг резко меняет направление и стремительно растворяется в глубине океана. Толпы, как и люди, не способны к самопознанию.