, и вслед за тем говорят, что «каждый имеет достаточно правильное общее понятие о том, что разумеется под словом богатство, и что предлагаемые очерки не имеют своей целью признавать метафизическую необходимость такого определения»
[3].
3
В метафизической необходимости мы, конечно, не нуждаемся, но логическая точность по отношению к физическому предмету, безусловно, нужна. Представьте себе, что предмет вашего исследования не закон хозяйства (экономия – Oikonomia), а закон звезд (астрономия – Astronomia), и что, игнорируя различие между подвижными и неподвижными звездами, как здесь между лучистым и отраженным богатством, ученый начинает свое исследование такими словами: «Каждый обладает довольно правильным общепринятым понятием о том, что разумеется под словом «звезда». Метафизическая необходимость определения звезды не есть предмет настоящего исследования». И, однако, очерк, начинающийся с такого заявления, может быть гораздо более вреден в своих заключительных выводах и в тысячу раз более полезен для моряков, чем для экономистов любой трактат по политической экономии, основывающей свои выводы на общепринятом понятии о богатстве.
4
Поэтому в этих очерках я предполагаю прежде всего дать точное и твердо установленное определение понятия о богатстве, а затем показать, что приобретение богатства в конце концов возможно только при известных нравственных условиях в обществе, из которых на первом плане стоит уверенность в существовании честности и в ее громадном значении даже для практических целей.
Не решаясь утверждать, – так как в подобных вопросах человеческое суждение не может быть решительным, – какое из всех Божьих творений самое благородное и какое нет, мы можем однако же признать, как и Поп, что честный человек принадлежит к числу лучших созданий Божьих и, при современном порядке вещей, к числу довольно редких, хотя и не представляющих какого-нибудь невероятного чуда. Тем более естественно признать, что честность не является фактором, нарушающим обычный ход экономической жизни, а представляет собой силу, постоянно ее направляющую, повинуясь которой, а не какой-либо другой, орбита ее может все более выступать из бесформенного хаоса.
5
Правда, мне приходилось иногда слышать порицание Попа за то, что его мерило слишком низко, но никогда не случалось слышать упрека в том, что мерило это слишком высоко: «Честность действительно очень почтенная добродетель, но человек может достигнуть и гораздо более возвышенного. Неужели от нас будут требовать только, чтоб мы были честны?». Пока, друзья, только этого. Мы в наших мечтах о чем-то более возвышенном, чем честность, лишились, по-видимому, даже понимания свойств ее, лишились веры и во многое другое, о чем здесь не будет речи. Но на то обстоятельство, что мы, безусловно, лишились веры в общую честность и ее деятельную силу, здесь необходимо обратить внимание, и первая наша обязанность должна состоять в восстановлении и сохранении этой веры и тех фактов, которые могут лечь в ее основу. Мы должны не только предполагать, но убедиться на опыте, что и теперь существуют в мире люди, которых от обмана удерживают чувства, не имеющие ничего общего с опасением лишиться занятия или работы